Забытые богом - Кожин Олег Игоревич

– Попей-ка. – Оставляя на столешнице влажный след, он заботливо пододвинул один бокал Скворцову. – Здесь воздух сухой. Чертово пекло, а?

Старик упрямо игнорировал скотч на руках Макара. Смотрел в упор и не видел. Словно забыл, что сам примотал пленника к креслу. От этого у Макара леденело нутро и мелко, предательски подрагивали мышцы ног.

– Итак… наш коллега, Крокодил Данди. Ты считаешь, он поступил правильно?

– Он выполнял задание, – осторожно ответил Макар. – Ребенок…

– То есть ты считаешь, – неожиданно резко перебил его старик, – что этот блядский, трахнутый в жопу старый педик поступил правильно, малодушно полоснув себя по горлу?

Секунду Макар молчал, лихорадочно выбирая линию поведения. Наконец определился, мысленно пожелал себе удачи и сказал, будто с завязанными глазами нырнул в пустоту, не зная, ждет его наполненный водой бассейн или бетонная мостовая:

– Мне кажется, он заслужил награду. Там больше не осталось людей. Вы же… Вы же тоже почувствовали это?

– О да! – Старик взмахнул в воздухе вилкой с наколотым мясом. – Прямо как в одной из этих ваших идиотских компьютерных игр. Уровень зачищен! Обезлюдевший рай для кенгуру и кроликов!

Крепкие, идеально белые зубы ожесточенно рванули стейк, скрежетнув по металлическим зубцам вилки. Наспех прожевав кусок, старик запил его вином и перегнулся через стол.

– Но скажи мне, дружочек, – спросил он, тыча в Макара скругленным лезвием ножа, – а как же другие континенты? Как насчет Северной и Южной Америки? Как насчет сраной Африки? А Япония? Неужели там не уцелела парочка узкоглазых ублюдков, а? Как насчет нас, в конце концов? Мне кажется, что мы, жнецы последних дней мира, должны помогать друг другу! Ты так не думаешь?

– Я не знаю, что ответить. Судя по… – Макар запнулся, но быстро совладал с собой. – Судя по снам, мы и сами неплохо справляемся.

– Ты вдруг осознал, кто ты есть, а, Хирург? – понимающе кивнул старик. – Во снах ты видишь других. Меня. Крокодила Данди. Ту белобрысую крысу, что сейчас очищает старушку Европу. Ты видишь нашу работу. А мы видим твою. И, как на духу скажу, ты, наверное, лучший из нас!

Узловатый длинный палец качнулся в воздухе, шутливо грозя Макару.

– Скольких ты отправил в ад, Хирург? Десяток? Два десятка? Больше? – Старик пытливо изучал пленника, пряча безумную улыбку на самом дне зрачков. – Неужели больше?.. – протянул он, восхищенно и недоверчиво одновременно. – Я, конечно, начал позже тебя… Двадцать девять на моем счету, считая нашего дохлого параноидального друга. Еще один, и будет ю-би-лей!

Лишенный даже толики веселья смех вновь разбудил спящее эхо. Еще один, юбилейный, и им станет Макар Скворцов. Ямы древних глаз, запредельно бездонные в трепещущем свете оплывших свечей, затягивали Макара, лишая воли к сопротивлению. «Сколько у тебя? – вопрошали они. – Скольких ты оставил гнить под солнцем прошлым летом? Сколько мертвецов накормили птиц своими глазами благодаря тебе? Сколько?! Сколько?! Сколько?!»

Скворцов зло тряхнул головой, отгоняя картинки из недавнего полусна-полузабытья. Для них сейчас не время и не место. Пусть они терзают его ночью, лишая сна. Пусть выворачивают наизнанку, представляя события в истинном свете. Но тогда, когда он будет наедине с самим собой. Так, и только так. Не при этом похожем на рептилию старичке.

– Почему вы думаете, что они отправляются в ад? – спросил Макар.

– Помилуй, дружочек! А куда же еще? – притворно всплеснул руками старик. – В ад, конечно же! Все мы отправимся в ад, дорогой мой Хирург.

Он привстал, перегнулся через стол так, что его сморщенное лицо оказалось в каких-то тридцати сантиметрах от лица Макара. Его дыхание пахло горчицей и, еле слышно, ментолом.

– Только мы будем королями, а они, – презрительно выплюнул старик, – эти недобитки поганые, станут топливом для адских котлов!

Он триумфально улыбнулся Макару, удовлетворенно откинулся обратно в кресло, так и не заметив, что подлокотник, сцепленный скотчем в одно целое с рукой пленника, наконец-то поддался, слегка выскочив из пазов.

– Я знал, что ты не так крут, как кажешься, Хирург, – резюмировал старик. – Ты по-прежнему веришь в существование Бога. Оставляешь лазейку. Пусть не для себя – для них. А это еще хуже.

Макар молчал, всеми силами борясь с желанием вырвать расшатанный подлокотник. Много ли сделаешь одной рукой? Даже если дотянуться до скальпеля…

– А ты никогда не думал, что он просто забыл о нас? Что Бог – это такой большой-большой ребенок? Вселенского масштаба. И вот этот большой ребенок окончательно разругался с Дьяволом и ушел из этой песочницы, прихватив все свои игрушки. А мы, Хирург, мы – то, что не уместилось в его больших божественных руках. Выпали. Закопались в песок. У него восемь миллиардов солдатиков, думаешь, он станет искать две-три пропавшие тысячи, или сколько там нас осталось?! – Старик задумчиво погонял по тарелке остатки холодного стейка. – Теперь это песочница Дьявола, Хирург. Вся, целиком и полностью. И я помогаю ему избавиться от ненужных игрушек. Так что забудь уже о Боге.

– Я тоже помогаю, – через силу выдавил Макар. – Как и все мы.

– Ну конечно, конечно, – отечески улыбнулся старик. – И ты, и этот австралийский петух, все вы трудитесь по мере сил своих. Но лишь для меня в его огромном черном сердце уготован отдельный укромный уголок! Он бережет меня! Лично меня, понимаешь?! Он выделяет меня из всех нас! Ты лучший, Хирург, но я – избранный! Избранный среди избранных…

Макар тянул время. Второй подлокотник держался крепко. Освободить бы левую руку, а там, даже с креслом, повисшим на ногах мертвым грузом, можно будет потягаться с этим «избранным»…

– Почему вы так решили?

– О, это интересная, познавательная, но очень, о-о-очень длинная история.

Сложив руки домиком, старик положил на них гладко выбритый подбородок. Бездонные черные провалы его лица наполнились притворной теплотой вперемешку с неподдельной усталостью.

– Я никуда не тороплюсь. – Макар глазами указал на свои путы.

Взгляд старика поплыл, затуманился. То ли от свечи, что внезапно забилась в эпилептическом припадке, то ли он действительно переживал яркий, неповторимый момент озарения.

– Ты когда-нибудь слыхал сказку о дрозде и лисе, Хирург?

Старик не ждал ответа. Он просто подбирал слова, соответствующие значимости момента. Момента, перевернувшего всю его жизнь.

– Это случилось, когда я упал в яму. Я думал, что погиб, что пришел мой черед. Но он явился ко мне в образе большой черной птицы. И спас меня…

Смерть

Сочи, май

Приходить в себя было больно. Когда ты стар по-настоящему, без дураков, каждое пробуждение превращается в пытку. Сон дарит краткую возможность отвлечься, забыть о шалящем давлении, о разыгравшемся артрите, о подозрительных покалываниях в сердце. Не сон даже – беспамятство. Потому что, пока ты спишь, болячки никуда не исчезают и уж точно не исцеляются волшебным образом. Они бодрствуют, планомерно выгрызая твое дряхлое тело изнутри, заполняя пустеющую оболочку перманентной болью.

Каждый новый день Старик заставлял себя вставать, хотя больше всего на свете мечтал сдохнуть прямо здесь и сейчас. Рано, еще затемно, рассудок выныривал из неглубокой дремы и тут же принимался тащить измотанное тело за собой, в паскудную постылую реальность. Суставы трещали, как сухой валежник, внутренности горели огнем, позвоночник не желал разгибаться, но Старик все равно сгонял себя с очередной временной постели. Сквозь удушающий кашель и спазмы боли заталкивал в глотку горсть разноцветных таблеток, в силу которых уже и сам давно не верил. Потом умывался, брился, приводил себя в порядок и выбирался на улицу. Дорога могла подождать, пока он спит, или ест, или гадит, едва не воя от адского жжения в прямой кишке. Время ждать не будет. Эта змея всегда ползет вперед, неумолимо пожирая собственный хвост, а вместе с ним остатки твоего здоровья. Так что, как бы ни припекло, как бы ни хотелось покончить с этим, приняв на пару пилюль больше, чем требуется, или просто шагнув из окна своего временного приюта, но надо было вставать и идти.