Алексей Егоренков - Змеиный бог
— Ты помог мне. Этот медведь хотел меня убить.
— Я заметил, — отозвался слингер. Он уже жалел, что расстался с ружьем так запросто. Хотя ацтека еще можно было стрельнуть, пока…
— Можно называть тебя «дон тио Пепел»? — спросил его Ревущий Буйвол.
Стрелок коснулся шляпы, приподняв ее. Индеец смотрел на него без всякого выражения, и его черные глаза казались совершенно безумными.
— Я не хочу больше служить дону тио Рамиресу, — сказал он. — Я хочу служить тебе.
Кровь сбегала по коленям ацтека темными струями, и зеленый мох у него под ногами окрасился в тревожный пурпурный оттенок. Пако стоял там же, где прежде. На лице его блуждала кривая ухмылка.
Стрелок убрал Кочергу на место и спросил индейца:
— Ты не хотел бы для разнообразия послужить сам себе, нет?
Ревущий Буйвол постоял неподвижно, глядя на Пепла в упор. Затем, всё так же не говоря ни слова, он развернулся и направился прочь, нырнул под рухнувшее дерево, шагнул в кусты — и пропал.
— Дурак ты, компа, — сказал торговец, уронив руки. — Какой же ты дурак. Ну зачем, зачем ты этого локо отпустил? Ты ж видишь, ты его обидел насмерть. Заколдует он тебя. Или поджарит. Или поджарит, или заколдует, или прирежет, тебе остается только гадать, компа.
— А Буйвол теперь и колдует? — спросил Пепел. — Кстати, страшные истории лучше всего идут под костер… и одну-другую порцию жареной крольчатины.
К ночи в горах холодало стремительно и основательно. Сырой могильный ветерок шарил между вековых сосен, забираясь под одежду путников тонкими ледяными пальцами, а иногда ложился на плечи легким ледяным саваном. Стрелок отобрал у мексиканца мачете и долго обтесывал толстую сосну, прежде чем смог облокотиться на нее спиной: все деревья были старые, узловатые, и кора их щетинились острыми завитушками. Торговец явно ждал, что слингер оборудует сидячее место и ему, но Пепел отшвырнул мачете прочь и уселся без лишних церемоний. Ему достаточно было проверить, что лезвие ледяное и не греется.
Пако вздохнул, подобрал мачете и принялся обтесывать ствол под собственные нужды.
Из обтесанных щепок и кусков сосновой коры они сложили костер, и торговец принялся разделывать первого кролика. Слингер предложил свою помощь, но Пако обиделся за сосну и мачете ему решил не давать.
— Видал, как ему заяц в руки дался? — спросил Пако, собственноручно вспоров брюхо неведомого зверька и жестикулируя гигантским лезвием. — И медведь говорил. Говорил, ты сам слышал. Ур-р-р-р, ур-р-р-р-р.
Торговец перекрестился свободной рукой, оставив на пончо следы окровавленных пальцев. Потом он сел у костра и принялся раскладывать мясо в ряд на горячем камне. Пако знал толк в поварском деле. В его карманах, кроме маленького столового набора, нашлось столько приправ и солей, сколько не продавалось даже в городской бакалейной лавке.
Пепел взял колоду и подгреб раскаленные угли поближе к мясу. Налетел холодный ветер, и костровая яма накалилась, превратившись в маленький ад. Слингер вынул окурок и принялся раскуривать его от лучины.
— Ну допустим, — сказал он, выбросив истлевшую щепку. — Игуана повелевает змеями, Буйвол командует медведем. Что ж ты рассказываешь мне вслух, как пытался его убить? Вдруг он спрятался где-то поблизости?
Мексиканец ухмыльнулся и поднял указательный палец, испачканный красным.
— Родственные узы, чико, — сказал торговец. — У него мать из Мехико, и дон тио Рамирес из Мехико. На свою кровь порча не ляжет.
Слингер долго пытался заснуть, но вопросов оставалось слишком много. В ночном лесу стояла такая абсолютная и неподвижная тишина, что каждый скрип вековой сосны звучал как выстрел — КРАК! — и Пепел поневоле открывал глаза — а когда закрывал, ему опять снилась стена лезвий. Тогда он открывал глаза и пялился во тьму, но видел только призрачные лунные блики на дальних соснах.
— Пако, — позвал стрелок, не выдержав бездействия.
— М-мх? — спросил торговец. Голос его звучал хрипло, но Пако, видимо, тоже не спал.
— Как ты встретил Санчеса? Кто он такой? — спросил Пепел, осторожно переворачиваясь и стараясь не улечься спиной или боком на выпирающий сосновый корень.
— М-м… я, — Пако длинно и шумно зевнул в темноте, потом снова заговорил: — Я молодой был тогда, дурной, совсем как ты, слингер. Только умнее. У меня с моим компадре Мигелем был общий бизнес, туристические путевки, отдых в Мехико, и так далее. И тут заходит в нашу контору человек, и говорит: всё, Пакито. Я Мигеля убил, теперь ты на меня работай. Ну, я увидел ружье индейское и думаю: будет оно моё, слингер. Пор диабло! И пошел к нему работать. Двадцать лет назад дело было.
Пепел задумался.
— Гм, — сказал он. — Ты эти годы ждал, пока украсть можно будет?
Ответа не было. Стрелок уже решил, что Пако заснул, но тот отозвался после долгого молчания:
— Не ждал, слингер. А на винтовку зарабатывал.
Пришел черед слингера помолчать.
— Я вот чего не пойму. — спросил он наконец, больше сам у себя, чем у Пако. — Ты говорил, вы сняли это ружье с трупа на Юкатане.
— То было другое ружье, — сказал Пако. — В войну. Отец дону Эрнандо оставил, оно маленькое. И стреляет не так сильно. А это — оно у дона Санчеса было, и диск тот, что ведьма украла — он тоже его.
— Откуда второе ружье взялось? И откуда диск?
— Да бог этот ихний ему дал, — ответил Пако.
— Какой бог?
— Какой-какой, змеиный, мадре.
— Змеиный бог Кецалькоатль дал Санчесу диск и ружье? Это еще с какой стати?
Торговец привстал на локте.
— Ш-ш, — сказал он. — Ты слышишь, слингер? Кто-то поет.
Стрелок прислушался. В неподвижной лесной тишине и правда слышалось пение — одна и та же заунывная нота, далекая, но глубокая и звучная.
— Ацтекская песня. — Пепел указал пальцем. — Вон.
Вдали и в вышине, на стройной шеренге сосновых верхушек, мерцало зарево чужого костра.
Чем выше в горы, тем плотнее смыкались над головой узловатые лапы сосен. Под ногами здесь и там порой чирикали ночные сверчки. Один раз Пепел услышал крик совы… и опять сверху донеслась эта гнусавая привязчивая нота. Она дрожала над лесом и доносилась примерно оттуда же, откуда мерцал костер.
Крак. Крак.
Стрелок и торговец пробирались сквозь густой подлесок. Они старались не шуметь и не наступать на сухие ветки, но всё равно наступали и шумели на целое предгорье. Если бы Ревущий Буйвол хотел спрятаться от них — Пако и Пепел никогда не смогли бы застать его врасплох. Но индеец продолжал петь, в значит, он не прятался.
