Александр Горбовский - НФ: Альманах научной фантастики. Вып. 9 (1970)
— Скажем, например, мелкий административный служащий, выходящий из своего учреждения в определенное время, в двенадцать часов, хочет пообедать, обменять в библиотеке книгу, купить аспирин и позвонить жене. Как и у всех служащих администрации, его опознавательная зона — синяя. Он берет свое расписание на неделю или просматривает синие временные колонки в газете и отмечает, что сегодня он может пообедать с четверти первого до половины первого. Пятнадцать минут надо на что-то убить. Тогда он смотрит, когда ему можно пойти в библиотеку. Временной код на сегодня дает цифру 3, что означает третью стрелку на часах.
Он смотрит на ближайшие синие часы. Третья стрелка говорит, что прошло тридцать семь минут, и у него остается двадцать три минуты — вполне достаточное время, чтобы дойти до библиотеки. Он идет по улице, но на первом же перекрестке обнаруживает, что семафоры для пешеходов разрешают идти только красным и зеленым цветам, и он не может пересечь улицу. Этот район временно предоставлен в распоряжение мелким служащим-женщинам (красный цвет) и работникам физического труда (зеленый цвет).
— А что было бы, если бы он не обращал внимания на огни светофоров? — спросил Конрад.
— Ничего особенного, но так как стрелки всех синих часов в данном районе переведены в нулевое положение, то ни в одном магазине, ни в одной библиотеке его не обслужили бы, если бы только он не достал красных или зеленых денег и не подделал бы библиотечный билет. Во всяком случае рисковать не стоило, да и вся система была изобретена для его удобства. Итак, он не может попасть в библиотеку и решает пойти в аптеку Временной код для аптеки — 5, то есть пятая, самая маленькая стрелка. Часы показывают, что прошло 54 минуты за шесть минут он должен найти аптеку и сделать покупку. Сделав это, он имеет в запасе пять минут до обеда и решает позвонить жене. Посмотрев телефонный код, он видит, что в этот день на личные телефонные разговоры ему времени не отводится.
— А если бы он все-таки позвонил?
— Он не смог бы всунуть монетку в щель автомата, а если бы и смог, то его жена, предположим, секретарша, была бы в красной временной зоне и ее не было бы в учреждении в это время. Вот так действовало запрещение вести телефонные разговоры.
Тут все цеплялось одно за другое. Программа использования времени говорила, когда включать телевизор и когда выключать его. Все электрические приборы были с плавкими предохранителями, и если их включали не вовремя, то приходилось платить большой штраф, да и ремонт приборов стоил немало. Экономическое положение потребителя определяло выбор программы и наоборот, так что никакого принуждения не было. В программе на каждый день перечислялось то, что можно делать можно было пойти в парикмахерскую, банк, кино, коктейль-бар в определенное время, и если вы приходили когда надо, то вас наверняка обслуживали быстро и хорошо.
Стэси и Конрад почти дошли до края площади. Прямо перед ними была башня с громадными часами, возвышавшимися над созвездием своих двенадцати неподвижных помощников.
— Все население делилось на двенадцать социально-экономических категорий синий цвет был для администраторов, золотой — для врачей, адвокатов, учителей, желтый — для военных и государственных служащих. Между прочим, странно, что у твоих родителей могли оказаться эти часы, в вашей семье никто никогда не был на государственной службе. Зеленый — для работников физического труда и так далее. Но естественно, были и еще более мелкие деления. Мелкий административный служащий, о котором я упоминал, выходил из учреждения в двенадцать, а крупный служащий с точно таким же временным кодом выходил без четверти двенадцать и, имея пятнадцать дополнительных минут, шел по улице спокойно, а не в толпе спешивших на обед канцелярских работников.
Стэси показал рукой на башню.
— Это были Главные Часы, по которым ставились все остальные Контроль Центрального Времени, своего рода министерство времени, постепенно занял старые парламентские здания, так как функции законодательного собрания уменьшались. На деле абсолютными правителями города были программисты.
Как и Стэси, Конрад не спускал глаз с батареи часов, беспомощно остановившихся на одной минуте первого. Казалось, остановилось само время, а большие служебные здания вокруг площади повисли в безвременье между вчера и завтра. Конрад подумал, что если бы только кто-нибудь мог пустить в ход главные часы, то весь город вдруг ожил бы, в мгновенье его улицы заполнились бы энергичной толпой людей.
Они пошли обратно к автомобилю. Конрад оглянулся на часы, их гигантские стрелки-руки были подняты вверх.
— Почему они остановились? — спросил он.
Стэси с любопытством посмотрел на него.
— Неужели это не ясно из того, что я рассказал?
Конрад оторвал взгляд от десятков часов, окаймлявших площадь, и хмуро взглянул на Стэси.
— Представляете себе, что это была за жизнь для подавляющего большинства тридцатимиллионного населения города?
Конрад пожал плечами. Синих и желтых часов, как он заметил, было больше, чем других, очевидно, главные правительственные учреждения находились в районе площади.
— Это была высокоорганизованная жизнь, и она лучше той, которую ведем мы, — ответил он, наконец, продолжая с интересом рассматривать все вокруг. — Я предпочитаю пользоваться телефоном всего один час в день, чем не иметь его совсем. На то, что дефицитно, всегда устанавливаются нормы, не так ли?
— Но это был такой образ жизни, когда все было дефицитно. Не думаете ли вы, что есть предел унижению человеческого достоинства?
Конрад фыркнул.
— Мне кажется, что здесь все — само достоинство. Поглядите на эти здания, они простоят тысячи лет. И сравните с ними дом моего отца. А подумайте о красоте системы, работающей точно, как часы.
— Только и всего, — строго сказал Стэси. — Человек был лишь винтиком в большом механизме. Все твое существование расписывалось и публиковалось в газетах, раз в месяц тебе его присылали почтой из Министерства Времени.
Конрад смотрел в сторону, и Стэси заговорил настойчивей и громче.
— И в конце концов вспыхнуло восстание. Интересно, что в любом промышленном обществе раз в век происходят социальные перевороты, и начинают их каждый раз люди все более высоких социальных слоев. В восемнадцатом веке начала городская беднота, в девятнадцатом веке все началось с выступлений мастеровых, а это восстание подняли служащие, жившие в крошечных, так называемых «модерных» квартирках, поддерживавшие с помощью кредитной пирамиды экономическую систему, которая отказывала им в какой бы то ни было свободе волеизъявления личности, приковывала их к тысячам часов.
