Владимир Талалаев - Рагнарек
Стража дворца героически собирала пожитки, готовясь к долгому и планомерному отступлению. Кто в Британум, кто в Ригатту.
И в этот момент, разметав по двору драгоценные мраморные статуи, с неба упало нечто огромное, окутанное облаком парусов. Зацепившись снастями за узоры решетки забора, дирижабль резко затормозил и остановился перед самой лестницей во дворец.
Мгновенно оценив масштабы нарастающей паники и военную мощь дворца (благо, сказывался опыт своего мира), Крагер выскочил из дирижабля, пинком распахнув внешний люк.
— Прекратить панику! — выкрикнул он хорошо поставленным командирским голосом.
Стражники нерешительно оглянулись. Да-а, надо отдать им должное: растрепанный дирижабль не напугал этих воинов, несмотря на размеры и мощь. Воины уставились на выкрикнувшего, размышляя, что делать дальше.
— Паника — это уже половина проигрыша! — крикнул вновь Райен. — И поэтому — прекратить панику! Немедленно!
— А кто это такой, чтобы указывать нам? — пронеслось по нестройным рядам обалдевшей от такого натиска стражи.
Положение спасла леди Морена. Неожиданно возникнув за спиной бессмертного, она надменно заявила:
— Так-то вы держите клятву верности Престолу?! Неужели вы не узнаете царевича Иоана, который после смерти своего батюшки стал единственным наследником и вашим повелителем!
Крагер мигнул, переваривая услышанное. Он опешил не менее стражи. Но он не был бы потомком великого рода Крагеров, если бы упустил сей момент.
— Да! — заявил он. — И в этот тяжелый для всех нас момент я собираюсь объединить все наши силы на борьбу с единственной реальной опасностью, которую представляет этот... этот...
— Шайтан... — тихо подсказала Морена.
— Этот Шайтан-урюк! — громко перефразировал придворную даму Крагер, добавив тихо: — "Блин!"
Воины смотрели на него, и на их лицах появлялась блаженная уверенность в победе под руководством сильного вождя.
— А посему я призываю присоединиться, прийти под наши знамена всех, кому дороги судьбы нашего мира и наша святая вера! Архиквизитор пал, сгорев в пламени адовом, ибо неверно трактовал Писание, и проклинал тех, кто мог бы помочь нам и не допустил бы Конца Света! Так объединимся же все! И пусть присоединятся к нам те, кого ранее запугивал допускающий перегибы на местах Беркфим, как присоединился к нам славный воитель и благородный волшебник, злобно прозванный здесь Черным Герцогом!
По рядам воинов пронеслось:
— Глядите! Черный Герцог и его орки!..
Крагер понял, что он вовремя успел представить выбирающихся из дирижабля...
Глава 29
Мысли, воспоминания... Сколько их, чужих, свалившихся, скопированных по собственному желанию. На это ушло буквально несколько мгновений, а кажется, что прошли эпохи, минула целая вечность... от мига, до мига.
Яромир вновь оглядел окружающих. На этот раз просто так, чтобы увидеть выражение их лиц... Недоумение, удивление с ноткой испуга.
— Что тебе нужно, колдун? — не очень уверенным, но с претензией на волевую твердость, голосом спросил Патриарх.
— Мне? Ваши знания, воспоминания, мысли, — Загорский усмехнулся и одним прыжком очутился прямо на алтаре. — Впрочем, они УЖЕ у меня, -разлегшись поудобнее, он достал сигарету и закурил. — И я не просто колдун, а шеф Четырнадцатого Отдела Службы Безопасности Системы.
— Зачем тебе наша память? — спросил один из Хранителей.
— Понимаешь, работа у меня такая — знать. А то, чего я еще не знаю -я узнаю, — Яромир Савельич вгляделся в испуганные глаза спрашивавшего и улыбнулся: — Не бойся, я не отбираю, а копирую.
— Ты... — начал было мальчишка в синеватом костюме, но оборвался. Передумал.
— Нет, — вздохнул возлежащий на алтаре. — Не могу. Забрать насовсем — не могу. Или не хочу, как подумал ты, Лионэд. Ваша память — Ваше ярмо и Ваше благословение, все зависит от того, как вы воспользуетесь этим достоянием...
Он не понял, когда это произошло. Просто лица ребят словно отдалились. Они еще тут, эти маленькие взрослые, но они уже не рядом. Догадка, чувство движения. И вот уже они поворачиваются и направляются к выходу из зала. Безразличные и безмерно усталые...
Загорский встал с мраморной плиты. Он так рассчитывал произвести еще одно впечатляющее действо, и лишь коснулся спиной каменной поверхности, мириады его нанароботов принялись перетасовывать камень, впечатывая в него черный силуэт лежащего, будто бы он прожег каменную толщу собою. Увы — нет зрителей, для которых предназначался этот спектакль. Почти до последнего мгновения Яромир воспринимал их именно как детей, и детей думал он удивить и поразить. А вместо этого — к плите подойдет кто-то из этих взрослых, и лишь поморщится досадливо: такой алтарь, мол, испортил!.. "Пришел, увидел, навредил!.." Почти латынь... Взрослые — они тем и отличаются от детей, что разучились удивляться, что новое или неизвестное не удивляет, а раздражает их... Или оставляет равнодушным, но тогда это еще хуже, чем старость.
В комнату зашел Боська. Болеслав Рит-Найт. Такой же скучающий, как и уходил. Подошел к плите алтаря. Вздохнул укоризненно. Вытер ладонью несуществующую сажу, отчего выемка стала белой, как и весь алтарь. Подержал в руке черный рассыпчатый шарик, вылепил из него маленькую черную гитару. Крутнул в руках. Вскинул уже вполне настоящий музыкальный инструмент и заиграл. Детский голос бил диссонансом со словами. Казалось — он делится старыми наблюдениями с непрошеным визитером...
Тихая ночь, тихий мотив спрятан в словах,
Ты отпусти на волю свой страх и иди прочь.
Вспомни, ты знал надежное, верное средство,
Чтобы друзья всегда с тобой оставались.
Если ты веришь в свой абсолют — это детство!
Если ты больше не веришь в себя — это старость!
Тени к твоим ногам безуспешно тянулись,
Тени росли, когда солнце с неба спускалось.
Если ты хочешь несбыточного — это юность!
Если не ждешь ничего — это просто усталость!
Сила руки, протянутой вдаль к чистой звезде,
Есть не везде, но будет всегда, пока твои мысли легки.
Если ты тратишь, рассчитывая на наследство,
Помни, что филантропы еще не загнулись.
Если ты хочешь жить за других — это детство!
Если ты жизнь свою раздаешь — это юность!
Тихая речь может бить, словно грохот снаряда,
Песни неслышны для тех, кто не ценит их прелесть...
Если боишься быстро ходить — это старость!
Если умеешь весело жить — это зрелость!
Песня дорог, теплый прибой, тень на стене,
Если судьбой обещано мне шагнуть на порог,
Я готов.
— Ты решился покинуть Храм? — в голосе Загорского прозвучало удивление.
