Валерий Нечипоренко - Агент чужой планеты
Все чаще за ними смутной тенью маячил Федор. Он улыбался, показывая ровные зубы: "Металлический порошок - будущее человечества!" А из-за его спины паскудно ухмылялся Мамалыгин: "Мышьячку с Диара не желаете? Высший сорт!"
Однако нет худа без добра.
Меня опять неудержимо потянуло к бумаге.
Я написал несколько рассказов в духе "Береники" и "Мореллы" Эдгара По.
А затем будто прорвало некую плотину, и сюжеты хлынули потоком (большей частью почему-то мистические). Лишь успевай записывать. С радостным изумлением я открыл для себя, что центром рассказа может стать любой предмет, случайно услышанная фраза, давнее воспоминание и даже газетная строка.
Например, на моем столе стояла пепельница - подарок Алины. Это была дешевая аляповатая поделка в форме головы дьявола - с мефистофелевским носом, рожками, козлиной бородкой и сардонической ухмылкой тонких губ. Однажды Алина выкрасила ее зрачки и губы алым лаком для ногтей, отчего голова нежданно приобрела жутковатую выразительность, будто в ней пробудился дух преисподней. Иногда, особенно в сумерках, мне казалось, что она внимательно наблюдает за мной, фиксируя все мои переживания и потешаясь над ними. И копит злобу, дожидаясь заветного часа... Рассказ я так и озаглавил: "Дьявольская пепельница".
На второй сюжет натолкнула оранжевая настольная лампа. Сам собой сложился рассказ о литераторе, который годами работал по ночам при свете старой лампы. Но вот ему подарили другую, более изящную, и литератор убрал старушку на шкаф, не подозревая, что в той живет ранимая душа. Почувствовав себя оскорбленной, оранжевая лампа готовит утонченную месть... Я настолько вжился в образ обиженной лампы, что порой мне чудилось, будто она беззвучно подкрадывается ко мне в темноте, норовя захлестнуть шнур вокруг моего горла.
В "Вечерке" в рубрике криминальных новостей я вычитал небольшую информацию о банде, которая убила двух водителей рефрижератора, чтобы завладеть ценным грузом. Тотчас возник замысел рассказа "Рефрижератор" - о том, как огромный грузовик мстит бандитам.
И еще десятка два подобных вещиц положил я на бумагу.
Получилась довольно объемистая рукопись, которой я гордился, ибо полагал, что мне удалось взглянуть на привычные явления и предметы под свежим углом.
Но, кажется, я забежал далеко вперед. Вас, вероятно, в большей степени занимают не мои литературные изыски, а развитие отношений с Санычем.
Сейчас перейду к ним, но прежде одна важная деталь, о которой я забыл упомянуть.
На похоронах Алины присутствовал Мамалыгин. Когда гроб с ее прахом опускали в могилу, у него было такое же выражение лица, что и у ребенка, у которого отняли любимую игрушку. Он посочувствовал мне, но ни о чем не расспрашивал. Убежденность, что он знает все, крепла во мне с каждым днем. Но почему он молчит? Ждет чего-то? Чего?
Теперь о Саныче.
* * *
В любом мало-мальски крупном городе есть улица Полевая, расположенная обычно в самом захудалом районе.
Возможно, вам известно, что в нашем городе Полевая огибает взлетно-посадочные полосы аэропорта, затем петляет между глухих стен складов и заборов автобаз и незаметно растворяется среди полей пригородного совхоза. Впрочем, есть на ней небольшие обитаемые анклавы: то тут то там увидишь два-три частных дома, невесть как затесавшихся в промышленную среду. Днем здесь пыльно и шумно: проносятся самосвалы и фургоны, грохочут краны... Но с наступлением темноты всякая жизнь на Полевой замирает, ни одного таксиста не заманишь сюда ни за какие деньги. Полевая держит негласное первенство по убийствам, грабежам и разборкам.
Саныч владел небольшим домиком в три комнаты в самом что ни на есть глухом закутке этой неприглядной улицы. Слева тянулась территория "Вторчермета", над которой днями напролет стоял скрежет и лязг металла, справа - испытательный полигон какого-то института, где проверяли на прочность балки и сваи, с тылу проходила железная дорога.
Однако такое местоположение имело и свои преимущества. Подойти к дому незамеченным было невозможно даже ночью, поскольку прожекторы "Вторчермета" освещали пространство перед ним.
Жил Саныч бобылем и потребности имел самые скромные. Он не курил, практически не пил, в еде соблюдал умеренность. Похоже, не тянуло его и к женщинам. Обстановка в доме была спартанской, чистота повсюду царила идеальная.
Одна из комнат напоминала гостиничный номер - здесь стояли четыре кровати, чтобы при случае было где расположиться всей командой.
А команда Саныча состояла из трех накачанных парней решительного вида, которые имели свое жилье в городе, но могли собраться по первому зову.
* * *
Первой нашей жертвой стал директор швейной фабрики. По сведениям Саныча, он давно уже организовал подпольный цех, выпускающий "импортные" джинсы, и поставил дело на широкую ногу.
Все было разыграно как по нотам.
Явившись к директору в кабинет, я представился литератором, собирающим материал о передовиках производства. Нельзя ли рекомендовать кого-либо из отличившихся швейников?
Едва он втянулся в беседу, как я задействовал биополе, велев моему визави выложить всю подноготную о зарытых сокровищах, коли таковые у него имеются.
Впав в транс, директор поведал, что зарыл две банки с золотишком и алмазами на задах двора своего дальнего родственника, живущего в одной из окрестных деревенек.
Далее я осведомился, кто из его сообщников и клиентов может иметь аналогичные захоронки.
Он назвал четверых.
В кармане у меня был диктофон.
Выведав все, что нужно, я обработал его блокиратором, после чего мы вернулись к разговору о передовиках производства. Записав для виду пару фамилий, я откланялся, пообещав позвонить на днях.
В тот же вечер Саныч с командой совершили увлекательное путешествие в указанную деревню, откуда привезли два трехлитровых баллона: один был набит золотыми николаевскими десятками, второй заполнял так называемый ювелирный лом - золотые колечки, браслеты, серьги, часы... В нем же находился небольшой коробок с несколькими десятками бриллиантов.
Себе я забрал шестьдесят процентов найденного, предложив Санычу удовлетвориться двадцатью пятью, а своим орлам раздать по пять. Возражений не последовало.
Но вскоре после того, как кандидатуры Саныча были выпотрошены, а в дело пошли типы, обнаруженные мною, я поднял свою долю до семидесяти пяти процентов. И снова - никаких возражений, ибо благосостояние нашей команды -каждого ее члена - росло как на дрожжах. Надеюсь, не нужно пояснять, что общался я исключительно с Санычем, оставаясь для других загадочным Мистером Икс.
