Владимир Михайлов - Один на дороге
- Благодаря проведенной работе, - сказал Лидумс, - мы примерно определили количество взрывчатки, содержащейся в подземелье. Можно предполагать, что ее взрыв не создает зону разрушения радиусом больше двухсот метров.
Все одобрительно загудели.
- Однако, - продолжал Лидумс, - зона действия ударной воздушной волны окажется значительно большей, и нам надо убедиться, что в зоне слабых разрушений, в третьей и четвертой зоне безопасности не окажется сколько-нибудь важных объектов. Резонанс среди населения может оказаться, вы понимаете сами, еще куда большим, чем произойдет разрушений на самом деле...
Все задумались, всматриваясь в синьку, что-то прикидывая. Потом один из строителей сказал:
- Но ведь вы сами говорите, что это пока приблизительно. А мы хотим знать точно, что может пострадать, а что - нет. Потому что тут нельзя считать на десятки метров, тут нужно поточнее.
- Как я уже говорил, - ответил Лидумс, - на это мы сможем дать сколько-нибудь точный ответ лишь после того, как побываем на месте, внутри. А туда надо еще проникнуть.
- Так и проникайте себе на здоровье, - сказал строитель. - Что же в этом сложного? Надо отпереть ворота, войти к посмотреть. Дадим вам хорошего слесаря... Если я правильно понял, вы ведь прошли по всему коридору, и с вами ничего не случилось?
- Вы же саперы! - с оттенком укоризны в голосе проговорил другой строитель, близкий к пенсионному возрасту. - И воевали, - продолжал он, скользнув взглядом по ярусам планок на груди Лидумса. - Как поступали в таких случаях на войне? Привязывали к двери веревку, отходили за угол ...
Я слушал его и видел ухмыляющегося Шпигеля; не знаю, как он выглядел на самом деле, но я его видел. Прищурив в улыбке глаза, он ожидал, пока мы потянем за эту самую веревку.
- Веревка там не годится, - сказал Лидумс, - хотя бы потому, что ворота отворяются внутрь, и там стоят два замка банковского типа, и никакого слесаря к ним подпускать нельзя, потому что мы хотим взорвать все тогда, когда сочтем нужным мы, а не они.
- Кто они? - машинально спросил строитель.
- Те, кто готовил.
С минуту все молчали. Война закончилась давно, но от нее никуда было не уйти. Лишь строителя это не проняло; он покачал головой с таким видом, словно полагал, что если государство не жалеет для армии ничего, то армии этой под силу все на свете, и никаких затруднений для нее существовать не может.
- Мы все время отвлекаемся, товарищи, - сказал секретарь горкома. Спорим о делах, в которых разбираемся в неодинаковой степени. Мы ведь собрались не за этим. Нам нужен ответ хотя бы на один вопрос: могут ли строители что-то делать там сейчас? Они считают, что могут.
- Хотя бы потихоньку, - сказал первый строитель. - Иначе все наши графики полетят к черту. Хотя бы разбирать соседние развалины, что ли...
Он обращался к генералу, и я посочувствовал начальнику гарнизона: самое сейчас простое - краткий категорический отказ - вовсе не обещал самого нормального и благоприятного развития отношений в дальнейшем.
- Давайте послушаем специалистов. Полковник Лидумс?
- Конечно, от работы бульдозеров может ничего и не произойти, хотя гарантии вам дать никто не в состоянии - и в соседних развалинах могут найтись сюрпризы, раз уж тут такое хитрое место. А вот любое рытье опасно; потом вы захотите забивать сваи, и тут уж я готов ручаться, что без взрыва не обойдется.
- Неужели, если мы загоним сваю на несколько метров, на двадцатиметровой глубине что-то взорвется? - усомнился еще один строитель.
- Вы же не ввинчиваете сваю. Вы ее вколачиваете. Колебания, как вы знаете, распространяются в глубину. А откуда мы знаем, что там лежит? Может быть, среди прочего в подземелье находится энное количество инициирующей взрывчатки - гремучей ртути, азида свинца или, допустим, тзн, и вот что-то падает на них - кусок штукатурки с потолка, доска от стеллажа, мало ли что; и пусть объект заминирован даже не гексогеном или тетрилом, но просто толом - все равно, будет такой фейерверк, на какой мы не согласны. Хочу, чтобы вы поняли раз и навсегда: взрыв может произойти лишь в ту секунду, которую назначим мы, и не секундой раньше.
- Так, - сказал областной заведующий строительством. - И когда же эта секунда настанет?
- Об этом мы еще будем думать, - ответил на этот раз генерал. Наступила пауза.
- Иван Прокофьевич, да нельзя же так! - вдруг вскочил один из сидевших у стены, явно не самый большой начальник здесь, но, как видно, один из самых заинтересованных. - Они же, наверное, даже не представляют себе, что это за стройка! Какого значения!
- А вы как считаете, товарищ подполковник? - спросил секретарь горкома.
- Какой бы ни была стройка, люди, я думаю, дороже (на это возразить не смог бы никто). И не каждая военная задача решается при помощи жертв... Да не год же мы у вас требуем (я намеренно сказал не "просим", а именно "требуем", пусть поймут, что торговаться здесь не приходится, не базар). То, о чем мы говорили, тщательная подготовка к проникновению внутрь - это необходимость, сколько бы на это ни ушло времени. Иначе нельзя. Таково мое мнение.
Но в глубине души я уже понял: давить все-таки будут. И сильно.
- Итак, товарищ генерал? - обратился секретарь.
Генерал встал. Наверное, ему непривычно было объявлять свое единоличное решение именно в этом кабинете: на заседаниях бюро, даже при обсуждении вопросов особой папки, решал все-таки не он. Но генерал недаром генерал: он знает, что в любой момент и в любой обстановке от него может потребоваться то, для чего он и существует: принять единоличное решение и нести за него всю ответственность, и обеспечить его выполнение. Конечно, сейчас противостояли ему не враги, а свои, но это порой требует куда большего гражданского мужества. И он произнес громко и четко, словно объявляя боевой приказ:
- Всякие работы запрещаю. Оцепление будет постоянным, и за его черту не будет допускаться никто, кроме выполняющих разминирование. Радиус оцепления - двести метров. Строительную технику отвести немедленно.
- Так, - сказал секретарь, пока в основном наблюдавший за говорившими и что-то временами черкавший на бумаге: делал заметки для памяти или, может быть, рисовал на нас шаржи - бывает и такое. - Есть предложение - принять к сведению. Это первое. Второе: вся ситуация разглашению не подлежит. - При этих словах он смотрел на строителей. - Третье: поскольку всем нам придется об этом докладывать, нужно установить определенный срок, которого в дальнейшем придерживаться.
Генерал откашлялся, прежде чем ответить. Но с таким же успехом срок мог назначить и сам секретарь горкома: объема работ ни тот, ни другой как следует не представляли. Тут счет шел не на кубометры, а на идеи, а идеи трудно планировать. Сейчас они назовут что-то, совершенно неприемлемое... И я, нарушая всякую субординацию, проговорил торопливо, но категорически:
