Кейт Лаумер - Берег динозавров
— Двумирье лежит в моей руке, — проговорил мой голос. — Ты видишь черно-золотой код императорской матрицы памяти? Могуч тот, у кого в руках этот ключ. А что касается телесной скорлупы, то пусть она будет уничтожена.
Оммодурад скрестил свой взгляд с моим.
— Быть по сему, — согласился он.
Рыжеголовый с улыбкой вампира вытащил узкий стилет. Медлить было нельзя…
Сквозь слабину, которую поддерживал в барьере чужого мозга, я швырнул последние запасы энергии и ощутил, как враг отпрянул, а потом отозвался превосходящей силой. Но я уже успел миновать барьер.
Пока чужак окружал меня, я растворился на мириады нервных импульсов, обтекающих нападение противника. Я находил все новые и новые источники силы.
Щитом к щиту я наконец схватился с самим Аммерлином, и он оказался сильнее. Медленно, медленно я стал поддаваться, отступать, краем сознания улавливая смутное восприятие тела, застывшего неподвижно, с незрячими глазами, и ощутил отголосок слов издалека:
— Быстрей! Самозванец!
Шанс?! Я взял контроль над правым глазом и перекрыл дорогу зрительному импульсу. Чужак забился, словно одержимый, когда вокруг него сомкнулась темнота. Я услышал свой собственный вопль, и передо мной мелькнуло угрожающее видение: рыжеголовый бросается ко мне, сверкает стилет…
И в этот момент давление чужака внезапно исчезло, распалось на части и пропало совсем.
Я был в одиночестве. Пещеры мозга маячили угрюмой опустошенностью. Я стал двигаться по главным нервным путям, занял подкорку…
На меня разом обрушилась нестерпимая боль. Я скорчился, грудь жгло, боль перекрывала нахлынувшее возвращенное ощущение рук, ног…
И вот, валяясь на полу, я наконец понял, что рыжеголовый действительно нанес мне удар стилетом, и тот, другой, чужак в моем сознании, в непосредственной связи с болевыми центрами не устоял и отступил, оставив меня одного.
Сквозь багровый туман я увидел, как надо мной появилась фигура Оммодурада. Нагнулась и снова выпрямилась с императорской матрицей памяти в руке. А где-то поодаль, за ним, изворачивался Фостер, душа цепью наручников рыжеголового лакея. Оммодурад повернулся, шагнул, вырвал своего слугу из рук Фостера и оттолкнул в сторону.
Оммодурад выхватил свой кинжал. Фостер, словно пума, прыгнул вперед, ударил цепью, и оружие отлетело в сторону. Доменьер с проклятиями отступил. В этот момент рыжеголовый подхватил стилет и бросился на Фостера.
А я сражался со своим непослушным телом, пытаясь дотянуться до бедра и расстегнуть кобуру. Аммерлин сумел вырвать из моего сознания память об императорской матрице, но о револьвере он так ничего и не смог узнать. Преодолевая боль, я вытащил пистолет, медленно, неуклюже поднял его, нацелился на всклокоченный рыжий затылок и выстрелил. По залу прокатилось гулкое эхо. Оммодурад поднял свой клинок, и теперь Фостер отступал от него, весь забрызганный кровью рыжеголового. Он уперся спиной в стену, символ Двумирья оказался прямо над его бледным лицом. От потери крови у меня все плыло перед глазами, покрываясь багровым туманом.
Но меня еще мучила ускользающая мысль, найденная в сознании Аммерлина. В центре виднелась розетка с выступом, словно рукоять меча…
Ну конечно, меч Ртра, использованный однажды на рассвете мира, но затем забытый, вложенный в ножны из камня, закодированный памятью Ртра, чтобы никто другой не мог им воспользоваться…
Преодолевая невыносимую боль, я глубоко вдохнул, смаргивая подступающую темноту.
— Фостер, — прохрипел я. — Меч!
Фостер метнул на меня взгляд. Я говорил по-английски. Чуждый язык в этом окружении. Оммодурад не обратил на меня никакого внимания.
— Вытащи… меч… из камня! Ты же Кулклан…
Он потянулся и ухватил изукрашенную рукоять. Оммодурад с криком бросился вперед.
Меч — четыре фута сверкающей стали — выскользнул из стены. Оммодурад резко остановился и уставился на сияющее лезвие в руках Фостера, скованных наручниками. Затем он медленно опустился на колени и склонил голову.
— Я сдаюсь, Кулклан, — сказал он. — Я взываю к милости Ртра. Я смутно слышал топот бегущих ног. Я провалился куда-то, снова выплыл. Словно в тумане я ощущал, как Торбу приподнимает мою голову, видел склонившегося надо мной Фостера. Они о чем-то говорили, но я ничего не понимал. Мои ноги были холодны, и холод поднимался все выше и выше.
Меня касались руки, холодная гладь металла у моих висков, я хотел сказать что-нибудь, сказать Фостеру, что нашел ответ, который ускользал от меня всю жизнь. Мне хотелось сказать ему, что все жизни кажутся одной длины, если взирать на них с перспективы смерти, и что жизни, как и музыке, не нужен смысл, а необходима только симметрия.
Но это было мне не по силам. Я пытался удержать мысль и унести ее с собой в ледяную пустоту, куда уплывал. Но она ускользала, ускользала прочь, и только я один оставался в пустоте; ветер, дующий сквозь вечность, уносил прочь остатки моего «я». И я остался один на один с темнотой…
Эпилог
Я проснулся от утреннего света, такого яркого и насыщенного, каким он бывает, когда мир кажется молодым и прекрасным. На высоких окнах колыхались паутинки занавесей, сквозь которые я видел, как по небу плывут белые облака.
Я повернул голову. Рядом стоял Фостер, одетый в короткую белую тунику.
— Что за идиотская одежонка, Фостер? Однако на тебе она неплохо смотрится. Хм, а ты, я гляжу, постарел, тебе никак не дашь меньше двадцати пяти.
Фостер улыбнулся.
— Добро пожаловать на Валлон, мой друг, — сказал он по-английски.
Я обратил внимание, что он запнулся, произнося слова, словно давно уже не пользовался этим языком.
— Валлон, — повторил я. — Выходит, это все не сон?
— Пусть все остается сном, Легион. Твоя жизнь начинается сегодня.
— Что-то мне надо было сделать, — задумчиво произнес я. — Не помню. Да и не важно. Я ощущаю себя как новорожденный.
Возле кровати появился еще один.
— Топ, — сказал я, но потом заколебался. — Ты ведь Топ, верно? — спросил я уже по-валлонски.
Тот засмеялся:
— Да, меня так звали, но мое настоящее имя — Гвенн.
Я осмотрел свое тело и увидел, что на мне такая же туника, как на Фостере, только голубая.
— Кто меня так одел? — спросил я. — Где мои джинсы?
— Это одеяние тебе больше подходит, — ответил Гоп. — Вставай, поглядись-ка в зеркало.
Я поднялся и шагнул к высокому зеркалу.
— Да это же не я, ребята. — И замолк.
На меня из зеркала смотрело отражение могучего черноволосого атлета. Я двинул рукой, и тот последовал моему примеру. Я резко обернулся.