Кристофер Прист - Опрокинутый мир
— Откуда вы знаете? Сперва ответьте.
— Пойдите в библиотеку и возьмите какую-нибудь книгу по астрономии, безразлично какую. Все они написаны на Планете Земля, а потому исходят из одних и тех же посылок. Если бы мы находились на Планете Земля, то жили бы в бесконечной вселенной, на одном из множества заполняющих ее тел, каждое из которых, даже самое крупное, имеет конечные размеры. Здесь все наоборот: мы живем во вселенной, которая при всей своей необъятности имеет конечные размеры, однако эта конечная вселенная заполнена множеством бесконечно больших тел.
— Бессмыслица какая-то…
— Не спорю. Я же сказал, что ответ вам не понравится.
— Но как мы сюда попали?
— Это никому не известно.
— И куда делась Планета Земля?
— Это тоже никому не известно.
Я сменил тему:
— Там, в прошлом, на моих глазах стали твориться странные вещи. Со мной были три женщины. Когда мы ушли далеко на юг, их тела начали изменяться. Они…
— А на севере, — перебил меня Блейн, — вы туземцев не встречали?
— Нет, мы… нам встречались поселения, но мы старались не подходить к ним.
— К северу от оптимума туземцы тоже физически изменяются. Они становятся очень высокими и тощими. Чем дальше на север, тем это заметнее.
— Мы ушли за оптимум миль на пятнадцать.
— Что же, тогда вы, наверное, еще не заметили ничего необычного. Уйди вы миль на тридцать пять, все вокруг изменилось бы до неузнаваемости.
Позже я задал Блейну еще один вопрос:
— Почему почва движется?
— Точно не знаю.
— А кто-нибудь знает?
— Думаю, что нет.
— Но куда она движется?
— Интереснее было бы спросить, не куда она движется, а откуда.
— А это известно?
— Дистейн считал, что движение почвы носит циклический характер. В своей Директиве он говорил, что на северном полюсе почва практически неподвижна. Южнее она начинает медленно смещаться в сторону экватора. Чем ближе к экватору, тем выше скорость движения, как круговая, вследствие вращения планеты, так и линейная. На экваторе и та, и другая скорости достигают бесконечно больших значений… И не забывайте — у планеты есть еще и южная половина. Если бы это был шар, правомерно было бы говорить о полушариях, но Дистейн применял термин не в его прямом физическом смысле, а просто удобства ради. Так вот, в южном полушарии все наоборот. Почва движется от экватора к южному полюсу, постепенно теряя скорость. На южном полюсе скорость опять падает до нуля.
— Вы так и не сказали, откуда же эта почва берется.
— Дистейн предположил, что северный и южный полюса идентичны. Другими словами, как только какая-то частица почвы достигает южного полюса, она тут же появляется на северном.
— Что за чушь!
— По Дистейну, никакая не чушь. Он учил, что твердое тело гиперболической формы бесконечно велико как по экватору, так и по оси вращения. Если вы способны вообразить себе что-либо подобное, то при этих условиях противоположные величины приобретают одинаковые характеристики. Отрицательные бесконечности переходят в положительные, наоборот.
— Вы цитируете его дословно или упрощаете?
— Думаю, что дословно. Но почему бы вам самому не заглянуть в оригинал?
— Так я и сделаю.
Прежде чем Блейн уехал из Города, мы договорились, что как только чрезвычайное положение будет отменено, мы станем ездить в разведку вместе.
Оставшись один, я внимательно прочел Директиву Дистейна — взял для меня экземпляр у Клаузевица.
Директива представляла собой два десятка страничек убористого текста, большая часть которого показалась бы мне полной абракадаброй, познакомься я с ним до того, как попасть за пределы Города. Теперь, пережив все, что мне довелось пережить, осмыслив собственный опыт и слова Блейна, я усмотрел в Директиве прежде всего подтверждение собственным выводам. Наконец-то передо мной отчасти раскрылся смысл системы гильдий: горький опыт позволил мне теперь охватить проблему в целом.
Страницы математических выкладок, пересыпанные уравнениями, я проглядывал по диагонали. Наибольший интерес вызывали абзацы, напоминавшие торопливые дневниковые записи. Иные из них мне запомнились:
«Мы чудовищно далеки от Земли. Сомневаюсь, увидим ли мы вновь родную планету, но если мы хотим выжить, мы должны вести себя как микрочастица Земли. Большего одиночества, большего отчаяния нельзя себе и представить. Вокруг нас враждебный мир, угрожающий нашему существованию ежедневно и ежечасно. Человек уцелеет здесь лишь до тех пор, покуда целы возведенные нами постройки. Главная наша задача — сберечь и защитить наш общий дом.»
Далее Дистейн писал:
«Я измерил скорость регрессии: она равна одной десятой статутной мили за двадцать три часа сорок семь минут. Дрейф почвы на юг медлителен, но неумолим; следовательно, надо передвигать платформу как минимум на милю каждые десять дней. Ничто не должно остановить нас. Мы уже встретили одну реку и пересекли ее с немалым риском. Несомненно, в предстоящие годы и мили мы столкнемся и с другими препятствиями, и к этому надо готовиться заранее. Надо сосредоточить усилия на поисках природных материалов, которые можно было бы хранить длительное время, а затем по мере надобности использовать как строительный материал. Даже мост можно возвести без особого напряжения, если подготовиться к этому заранее.
Стернер ездил вперед и предупредил, что в нескольких милях отсюда лежит топкое болото. Мы уже выслали разведчиков на северо-восток и на северо-запад, чтобы определить, насколько оно обширно. Если топь не слишком широка, можно и отклониться на время от прямой, ведущей на север, а впоследствии вернуться прежний курс.»
За этим отрывком следовали две страницы теории, которую Блейн уже попытался мне втолковать. Я перечитал эти страницы дважды, и с каждым разом они становились чуть яснее. Потом я оставил теорию и двинулся дальше. Дистейн поднимал новые темы:
«Чен представил мне список расщепляющихся материалов, который я у него просил. Какие бессмысленные расходы! С пуском транслатерационного генератора в них больше не будет нужды. Говорить об этом с Л. я не стал. С ним так интересно спорить, зачем же лишать себя этого удовольствия? Грядущие поколения будут обеспечены энергией и теплом!
Наружная температура сегодня — 23 гр. С. По-прежнему движемся на север.»
И далее:
«Опять порвалась одна из гусениц. Т. посоветовал мне отказаться от них совсем. Рассказывает, что Стернер обнаружил на севере заброшенную железнодорожную колею. Разработан невероятный проект передвигать платформу по рельсам. Т. утверждает, что проект вполне разумен.»
