Александр Громов - Тысяча и один день
У меня есть четверть секунды, и я с наслаждением бью его по голени магнитной подошвой – попал! – рывок – и в падении, в нырке проваливаюсь в Вязкий мир.
Лиловая тьма.
Встать. Вперед, в штаб, к Марджори под крыло? Нет смысла. Поворот на сто восемьдесят. Теперь вперед помалу и, не раздвигая мутный кисель руками – куда там! руки как были скручены за спиной, так и остались, – а с наклоном вперед, как водолаз в тяжелом глубоководном скафандре, ступающий по илистому дну, продавливать собой вязкую субстанцию, ничуть не более уступчивую, чем масло или глицерин... еще шаг... еще...
Какое счастье, что в Вязком мире всегда есть куда ступить ногой, – много бы я сейчас наплавал без рук! Еще шаг. Еще! Еще!!! Главное – не ошибиться направлением, не отклониться от линии невидимого коридора, прорубленного в скале, не уйти в промерзлую оливиновую толщу космического булыжника с фатальным именем Ананке...
Тупо стучит в висках, будто я в самом деле водолаз, идущий по дну. Нет, это я заглотнул перед нырком слишком мало воздуха, но теперь уж до поры не вынырнуть, надо пройти весь этот коридор, наполненный вальсирующими хлопьями... далековато... совсем не простая задача даже в более спокойных условиях, еще бы десяток шагов вперед по коридору – и я уже ни за что не решился бы на обратный путь в Вязком мире.
Абсолютный мировой рекорд без дыхательного аппарата, показанный на чемпионате мира по телепортации лет десять назад, – семьдесят один метр с сантиметрами. Объему легких рекордсменки позавидовал бы любой эксмен, включая профессиональных ныряльщиков. Мой личный рекорд значительно скромнее – сорок девять метров, и то после интенсивной, чуть не до обморока, вентиляции легких...
Вдохнуть бы. Хоть чуточку. Все-таки зацепило меня в бок – жжет, сволочь, и мнится, будто развороченные легкие теряют сквозь дыру запас кислорода. Бум-м! – в черепе. Бум-м!
Набат.
Куда теперь, вправо или влево? Ноги сами несут куда-то, тело пропихивается сквозь клейстер, но, по-бычьи бодая головой Вязкий мир, я вовсе не уверен, что держусь верного направления...
Пойдем прямо. Ошибся я или нет, все равно на зигзаги не хватит воздуха. Что там, в конце коридора, дайте вспомнить... Ага, перпендикулярно кольцевой туннель, и это прекрасно! Значит, незначительное уклонение вправо или влево грозит мне лишь небольшим продлением пути – главное не уклониться вверх или вниз...
Ничего себе «лишь»! Каждый шаг в Вязком мире – пытка. Что чувствовали те, кто задохнулся в ядовитом киселе, не сумев вынырнуть на свет?
Черные шары в лиловой мгле – реальные или они мне мерещатся?
Бум-м-м!!!
Шары расползаются, разрастаются, кривляясь, как мыльные пузыри на ветру, смыкаются, и вот уже ничего, кроме черноты, нет в этом мире...
Все. Сейчас вдохну. Прости меня, мама, я не могу больше. Прости, что я не смог...
«Сынок?»
«Да, мама».
«Сынок, потерпи еще чуть-чуть. Ради меня. Тим, милый, постарайся, ты же можешь...»
«Нет, мама. Ты ведь не хочешь, чтобы твой сын мучился, умирая от удушья, когда вокруг полным-полно циана? Я вдохну и, может быть, даже успею вдохнуть дважды. Это такое счастье – дышать...»
«Не смей!» – ножом по сердцу.
«Прости...»
«Нет! Иди ко мне, мой мальчик, иди сюда. Разве ты меня не видишь? Осталось пять шагов, всего только пять! Вот уже четыре... три... ты молодец, ты хорошо идешь...»
«Мама... Где ты, мама?..»
«Здесь. Сделай еще шаг, потом еще два, потом выныривай».
«Мне больно, мама. Ох, как больно!.. Сейчас я упаду и больше не встану».
«Ты упадешь и заплачешь, мой маленький. Дети всегда плачут, когда им больно. А я подниму тебя, поцелую, возьму твою боль, и все пройдет. Ведь верно? Ну, еще шаг...»
«Мама, я...»
«Пора! Выныривай!»
«Я... я не могу. Боец Тим Молния кончился, мама...»
«Выныривай! Дерись, боец! Ну пожалуйста, Тим, ты должен сделать это сам! Попытайся! Ну же!..»
«Нет...»
«Да! Ради меня, Тим! Да!»
Свет. Острая резь в легких. У меня получилось? Я дышу?! Воздухом! Где ты, мама? Ты была или нет?
Была. Конечно, ты была. Хотя бы для меня одного, а другим – не надо. Ты пришла вовремя.
По какой же траектории я продирался сквозь Вязкий мир, если сейчас нахожусь под потолком кольцевого туннеля и медленно падаю на пол, причем вниз головой? В трех шагах от меня с визгом распахивается герметичная дверь тамбура, и вместе с вихрем бумажек и перьев в туннель этаким балетным антраша выскакивает некто всклокоченный, глаза выпучены, рот раззявлен, взведенный самострел нашаривает цель и почти сразу находит.
Но теперь – просто.
Пока, ребята. До скорого. До более скорого, чем вам хотелось бы.
Сделав короткий вдох, я ухожу в Вязкий мир, чтобы появиться десятью шагами дальше по туннелю и, разумеется, вне линии прицела, – еще быстрый вдох – и еще нырок, снова на десяток шагов, не более. Только резкие хлопки воздуха за мной – бах! бах! бах! Мой шлейф – трррескучий ррраскат грррома.
Я ведь Молния.
Глава 10
НАСЛЕДНИК АНАСТАСИИ
Где-то воюют – но опять далеко, очень далеко отсюда, на том краю базы, на пороге слышимости. Изредка – та-та-та – бьют короткими очередями, но надо специально прислушиваться, чтобы уловить пальбу, совсем не страшную и какую-то ненастоящую. Прямо как в фильме, если отвернуться от экрана и приглушить звук. Занять себя чем-нибудь срочным, и нет пальбы, она на другой планете. Здесь, на винтовой лестнице под кабинкой дежурного по базе, тихо. Почти тихо.
Спокойная, деловая атмосфера. Эта часть базы глубоко в тылу инсургентов, им не о чем беспокоиться. Часовой – только один... был... внизу, возле лифта. Метнуть заточку он успел, что правда, то правда, но крикнуть – уже нет.
Половину пути от осажденного штаба Марджори до башни дежурного я проделал в Вязком мире, а на одном отрезке кольцевого туннеля, почему-то не обесточенном, сумел воспользоваться монорельсовой кабинкой, так что изрядно опередил погоню, если она вообще была. Скорее всего – нет. Теоретически я мог направиться в десяток мест: к капсулам, в арсенал, в штаб, в центральный пост наведения ракет и так далее. Оповестить мятежников – иное дело. Если еще действует внутренняя связь. Что ни говори, а каждый из взявшихся за заточки и огнеметы понимает, что мой побег чреват резким изменением обстановки, так что...
Вот именно поэтому Лучкин никого не оповестил и не оповестит, или я вообще ничего в жизни не понимаю.
Дотумкав до этого несложного умозаключения, я посмеялся от души, но все же перетер проволоку на руках не обо что попало, а о край дверцы движущейся монорельсовой кабинки; теория теорией, а промедлишь – останешься в дураках, причем мертвых.
– Вызываю Ананке. Вызываю Ананке. Говорит «Магдалена». Дежурный по базе, ответьте...
