Дмитрий Биленкин - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 20
– Нет, нет! - закричал ребенок, не понимая, что он отрицает, чувствуя только: он не хочет смотреть, не хочет видеть, узнать.
Желудок сжало, что-то поднялось к горлу, глаза застлал туман, а потом, сдерживая дрожь, пробегавшую по всему телу, он собрал все силы и отвернулся. Он увидел перед собой свой дом - из его окон потоками лились цветы, а от выбеленных стен отражалось, как смех, вечернее солнце цвета созревшего лимона. Дверь была приоткрыта, и из нее плыли вкусные запахи и знакомые звуки. К ней он и побежал, зовя мать.
Профессор посмотрел на стоящего перед ним человека, а потом перевел взгляд на стены камеры, где проступала большими пятнами сырость.
– Садитесь, - предложил он.
Человек мотнул головой.
Профессор смотрел на него все так же пристально, - словно размышляя над тем, что означает этот отказ и чем он вызван.
Он протянул пачку сигарет, но человек отказался и от нее.
– Ну что ж, - сказал профессор.
Не отрывая от него взгляда, он повертел пачку в руках и, наконец, положил обратно в карман, после этого прикусил верхнюю губу и, словно отвечая сам себе не невысказанный вопрос, кивнул несколько раз головой. Потом, вздохнув, кивнул опять и сказал:
– Так, значит, вы решили?
Человек иронически улыбнулся:
– Дать себя повесить или стать вашим подопытным кроликом - тут выбирать не приходится.
– Возможно, - согласился профессор. - Но должен еще раз вам напомнить, что в Машине Времени никто никогда не путешествовал. Даже морская свинка…
– Не волнуйтесь, такой свинкой стану для вас я. Да и не все ли мне равно, попаду я на стол анатомички или распылюсь на атомы, путешествуя в Машине Времени?
– Хорошо, в таком случае… придется пройти обследование.
– Я в вашем распоряжении.
– Договорились.
Профессор пошел к двери, но остановился и снова на него посмотрел.
– Это не одно и то же… - начал он.
– Что именно?
Профессор чуть развел руками, висевшими как плети, и только потом сказал:
– Не я создавал законы, по которым вас осудили, хотя и считаю их справедливыми.
– Я тоже считаю их справедливыми.
– Я вам не судья и не палач.
Человек снова улыбнулся.
– Так ли?
– Уверяю вас. Вот почему мне нужно было ваше согласие.
– Право, мне все равно. Да вы обо мне не волнуйтесь.
– Не могу не волноваться, - сказал профессор.
Наступило молчание, и казалось, будто из толстых тюремных стен сочится низкое, не грани слышимого гудение - тревожное гудение, родившееся из отчаяния, одиночества и страха.
– Волнуюсь, - продолжал профессор, - хотя знаю, что вы приговорены к смертной казни, и знаю все то ужасное, в чем вас обвиняют.
Человек посмотрел ему в глаза ничего не выражающим взглядом. Профессор горько улыбнулся.
– Мы говорили с вами о путешествии, которое я вам предложил. А задумывались вы когда-нибудь о путешествии, которое привело вас сюда?
Человек наморщил лоб. Выражение иронии, появившееся на его лице с первых слов собеседника, исчезло.
– Да, задумывался. И за последние дни не один раз. Путешествие из молодости, подававшей такие надежды, от карьеры, начавшейся так блестяще (да вы знаете все это не хуже меня), из дружной, счастливой семьи - в исковерканную зрелость, в пропасть преступления, а камеру смертника… Да, конечно, я об этом задумывался.
– И что же?
– А ничего. Когда на шее у тебя петля, когда знаешь, что бесполезно просить о помиловании, когда так страшно, как сейчас мне, ты видишь все в другом свете. Было бы нечестностью, обманом, если бы я стал мерить свои вчерашние поступки меркой моих сегодняшних мыслей. Я знаю: вернись я к началу своего пути, все повторилось бы.
– Вы не раскаиваетесь?
– Не знаю.
В глазах человека мелькнула искра вызова, гнева, а может, и страдания, и он крикнул:
– И знать не хочу!
Профессор шагнул к нему, и казалось, что сейчас он дружеским жестом дотронется до плеча собеседника, однако он этого не сделал.
– Успокойтесь, - сказал он, - успокойтесь, пожалуйста, и простите меня. Похоже, я пытался оправдать себя перед самим собой в том, что принял теперешнюю свою роль, - вот почему я был жесток с вами. Простите меня.
Человек снова иронически улыбнулся.
– Я уже говорил - обо мне не волнуйтесь.
– Хорошо.
Профессор протянул руку, но ее не пожали.
Приготовления закончились - на них хватило двадцати дней. Через три недели после того, как профессор впервые появился в тюрьме, человека вывели перед рассветом из камеры и усадили в полицейскую машину.
Машина перевезла его с одного конца города на другой и подъехала к небольшому особняку на окраине. Там, перед входом, его уже дожидался профессор.
Движением руки профессор остановил конвоиров, а ему сказал:
– Идемте со мной.
Он привел его в комнату, где все - пол, потолок, стены - было из металла, где не было окон, а посредине стояло кресло, тоже металлическое. Больше ничего - ни картины, ни коврика.
– Ну вот мы и пришли, - сказал профессор. - Когда я выйду, усаживайтесь…
Человек был бледен, и казалось, будто каждое движение стоит ему огромных усилий.
– Куда вы меня отправите?
Профессор задумался.
– Теоретически, - сказал он наконец, - я могу отправить вас куда угодно. Я еще не решил…
Человек дрожащей рукой провел по лбу.
– Я все-таки хотел бы знать… куда я попаду, куда могу попасть? Теоретически.
Прошли секунды, и в глазах ученого он увидел: решение принято.
– Выбирайте сами.
– Но, профессор…
Кусая губы, человек судорожно сцепил пальцы рук.
– Профессор, эти три недели я много думал о своем путешествии - о том, про которое вы меня спрашивали…
Он схватился рукой за горло, словно силился оторвать что-то, его сжимавшее, может быть, петлю виселицы.
– Вы не обязательно умрете. Если бы обязательно, то, поверьте мне, я бы не…
– Какая разница! - перебил его человек. - Хотя нет, разница есть. А впрочем, не все ли равно? Если бы не ваши опыты, меня в этот час уже не было бы в живых.
– Хорошо, - с некоторым нетерпением сказал профессор. - Говорите же, что хотели сказать.
Человек облизнул пересохшие губы, потом набрал полную грудь воздуха.
– Первую жестокость я совершил, когда мне было десять лет. Как-то раз мы играли, и тогда это произошло. Никто не придал этому значения, но я-то знаю - вот начало, отправной пункт путешествия, которое привело меня сюда. Профессор, я хочу вернуться в те времена, когда я еще не начал творить зло. В какой-то из дней моих десяти лет, но до этого страшного дня. В сад моего дома, дома моей матери. Это возможно?
