Александр Казанцев - Ураганный туман (Пылающий остров - 3)
Крокодилы сломают свои проклятые зубы, и из глаз у них будут катиться слезы. Слезы из глаз крокодила катятся не потому, что он добрый. Чует запах мяса - вот и выделяется слюна. Только слюна у него течет и из глаз тоже...
Потому крокодил и "плачет", когда пожирает свою добычу.
Всех напавших на хижину крокодилов он бы перестрелял из сверхаккумуляторного ружья, целясь из люка в их выпуклые глаза.
Мальчик достал из кармана увеличительное стекло и вытащил из-за пазухи ящерицу. Он стал рассматривать ее, увеличенную, огромную, воображая ее крокодилом.
Через морду тянулся шрам, и один выпуклый глаз был сощурен.
"Ах, вот это кто! Проклятый хищник! Не выплачешь пощады! Беги, спасайся! Все равно тебя догонит "видящая стрела".
И мальчик выпустил ящерицу. Она шмыгнула, вильнув хвостом. А мальчик натянул воображаемую тетиву...
"Стрела нагнала хищника, и он упал меж камней... И от его скрюченной руки с отвращением отпрянула морская волна, успев лизнуть коробочку с самым тяжелым в мире металлом".
"Тысяча три морских черта. Пусть кошка научится плавать!"
Мальчик смотрел сквозь листву на озеро, противоположный берег которого едва был виден. Оно казалось ему морем.
"Якорь мне в глотку! Пусть не зайду я ни в один кабак! Брам-стеньги! Кливера! Фок-мачта! Гитовы!"
Он управляет парусами. Босиком стоит на палубе. Доски так накалились, что сейчас задымятся. Брызги попадают в лицо.
На губах соль. Ветер рвет паруса. Шхуна, накренившись и черпая воду бортом, с тихим шипением летит по волнам.
Он сделает такое судно, которое будет совсем бесшумно скользить по воде, лодку с электрическим насосом и сверхаккумулятором. Насос будет отбрасывать назад струю, а реактивная сила - толкать лодку. И она беззвучно станет скользить... Ну прямо вот так...
И мальчик, лежа на животе, показал сам себе, как будет скользить его лодка.
Он выполз из зарослей, но продолжал двигаться к берегу по-пластунскн.
Над водой с веточкой в руке задумчиво склонилась женщина. Она была молода или казалась молодой, несмотря на седую прядь в волосах.
Мальчик тихо подкрадывался к ней.
Вот если бы мама упала в воду. Он бы нырнул и вытащил ее на берег.
Но мама сидела спокойно, погруженная в свои мысли.
"Неслышно подползти и положить ей на колени цветок, который сорвал по пути! Это замечательно красивый цветок, как бабочка, только не летает".
Цветок был положен на колени, и мама ничего не заметила - ни цветка, ни сына.
Тогда он положил в рот четыре пальца и свистнул так, как папа учил, а сам папа научился свистеть у американских индейцев, с которыми жил маленьким.
Мама вздрогнула, испугалась. Но мальчик уже повис у нее на шее и целовал ее в ухо, в щеку, в волосы...
- Смотри, какой я тебе принес цветочек! - сказал он, и она рассмеялась. А ящерицу я отпустил. У нее тоже дети есть.
- Где же ты пропадал, Андрюша?.. Спасибо за цветок. Идем. Папа ждет.
У мальчика забилось сердце. Вчера, когда они прилетели с мамой, он видел отца лишь мельком, не успел с ним поговорить. Он был для него высшим авторитетом, героем, товарищем и другом...
Если бы можно было, Андрюша помчался бы сейчас бегом. Но мамы бегом, не бегают, а бросить маму нельзя.
Они пошли по берегу озера.
Здесь был чудесный пляж. На песке оставались мамины следы. Андрюша отстал и крался по этим следам, воображая, что он кого-то выслеживает. И вокруг тоже песок... Нет ни зеленых зарослей, ни бамбука. И конечно, никакого белого города, только песок, барханы, как раньше, когда здесь строили электрические пушки...
Потом он стал ставить ноги в мамины следы. Никто не догадается, что здесь проходили двое!
Наконец он догнал маму, но не в пустыне, а на красивой набережной молодого города с домами - высокими и легкими, улицами - прямыми и тенистыми. У воды росли стройные кипарисики.
Мама сказала, что кипарисикам столько же лет, сколько Андрюше.
- Почему столько же лет? Почему построили здесь, в пустыне, город? Почему?..
Мама терпеливо отвечала, что город построили потому, что Великий канал прошел здесь через пустыню, наполнил водой озеро, оживил пески. Но еще раньше проведены были сюда шоссе и железная дорога, водопровод и высоковольтная линия. А кипарисики посадили позже.
- А почему здесь построили ракетодром? А почему... - начал было мальчик, но мама сказала;
- Не приставай.
Они дошли до центральной площади города. Высоко над кронами деревьев поднималась ажурная ферма. Казалось, в небо нацелен фантастический мост, продолжением, которого могла быть радуга.
Мальчик застыл в восхищении. Он крепко прижал к себе хранившуюся за пазухой книжку, в которой он прочитал обо всем, в память чего было оставлено на городской площади это сооружение.
В следующее мгновение мальчик вместе с книжкой взлетел на воздух.
Папа, огромный и сильный, держал сына на вытянутых руках.
Растопырив руки, сын превратился в самолет. Книжка и увеличительное стекло вывалились на землю. Мама подобрала их.
Оказывается, папа ждал их здесь в машине, чтобы отвезти на ракетодром. Мама должна будет проверить сверхаккумуляторы, которые будут нагревать вылетающие назад газы реактивного двигателя. Мама еще вчера объяснила сыну, что это выгоднее, чем даже использовать атомную энергию, потому что нет опасной радиации. А потом все вместе с генералом Молнией поедут к нему и к тете Наде пить чай.
Мама села за руль, а Андрюша с папой уселись на заднем сиденье. Мама вернула сыну книжку и лупу.
Машина помчалась по глазурному шоссе, которое было проложено еще перед строительством пушек.
- Папа, правда, это про тебя написано? - спросил Андрюша, показывая книжку. - И про маму? Правда, ты видел Вельта?
Отец усмехнулся:
- Вельт - это капитализм. Только таким его и можно увидеть.
- Значит, его догонит стрела?
- Очень может быть, что ее выпустят гансы и джимсы, недавно служившие ему.
- Так и будет. Во время катастрофы всем стало ясно, какие они есть, эти капиталисты, - сказал Андрюша, а потом спросил: - А разве могла быть мировая катастрофа?
- Могла. Угроза катастрофы долгое время висела над головами людей. Грозило страшное бедствие...
- Капиталисты все равно бы погибли.
Отец рассмеялся, взял книжку и показал ее мальчику через увеличительное стекло.
- Эта книга - памфлет, - объяснил он. - Он вроде этого увеличительного стекла. Все в нем немножко не по-настоящему, чуть увеличено: и лысая голова, и шрам на лице, и атлетические плечи, и преступления перед миром, и подвиг... Но через такое стекло отчетливо виден мир, разделенный на две части, видны и стремления людей, и заблуждения ученых.
