Клиффорд Саймак - Исчадия разума
Дьявол снова потянулся ко мне, но я отбил его руку и, поднырнув под нее, ухватил его поперек живота. Одновременно, выбросив ногу назад, я пропихнул ее меж чугунных прутьев ограды. По сути я не отдавал себе отчета в том, что делаю, я не планировал ничего подобного и, скорее всего, вообще не понимал в ту секунду, что делаю и зачем. Но, вероятно, подсознание подсказало мне, что это может сработать. Только бы не позволить дьяволу перебраться за долю секунды в иные края — тогда Дон Кихот доскачет до нас и, если не промажет, нанижет его на копье. Была и еще какая-то мыслишка о том, что мне при этом не помешает надежный якорь, а может, припомнилось и поверье, что дьяволу не по нутру соприкосновение с железом, — по той ли, по другой ли причине моя нога оказалась меж прутьев и там заклинилась.
Дьявол извивался, пытаясь вырваться, однако я вцепился в него мертвой хваткой, сомкнув руки на его брюхе. Шкура у него была вонючая. Мое лицо, поскольку я поневоле прижался к ней, взмокло от его жирного пота. Он вырывался, ругался последними словами, молотил по мне кулаками, но уголком глаза я все время видел устремленное к нам острие копья. Стук копыт отдавался все громче, надвигался все ближе, и вот копье с хлюпающим звуком вонзилось в цель. Дьявол упал. Я выпустил его и тоже упал на тротуар, а нога так и застряла между прутьями.
Кое-как вывернув шею, я увидел, что копье ударило дьявола в плечо и пришпилило его к ограде. Он извивался и подвывал, взмахивая руками. Изо рта у него текла пена.
Дон Кихот попытался открыть забрало, но петли заело. Тогда рыцарь дернул шлем так, что сорвал его с головы целиком. Старческие пальцы не удержали тяжесть, шлем вывалился из них и заклацал по тротуару.
— Мошенник! — вскричал Дон Кихот. — Предлагаю тебе сдаться и дать торжественный обет, что отныне и навсегда ты воздержишься от вмешательства в дела людей…
— Будь ты проклят на веки вечные, — отвечал дьявол. — Уж кому бы я сдался, так только не бестолковому добродею, который дня не может прожить, не затеяв новый крестовый поход. Изо всего вашего племени ты несомненно самый несносный. Ты способен учуять доброе дело за миллион световых лет и рвешься к нему как одержимый. А я не хочу иметь с тобой ничего общего. Пойми ты наконец — ничего общего!..
Санчо Панса соскочил с ослика и устремился к нам со своим ведром, куда, как выяснилось, был опущен черпак. В двух шагах от нас Санчо остановился, схватил черпак и плеснул на дьявола жидкостью, которая тут же с шипением вскипела. Дьявол скорчился от нестерпимой муки.
— Вода! — восторженно вскричал Санчо. — Освященная лично святым Патриком и наделенная чудодейственной силой!..
Он выплеснул на дьявола еще черпак. Тот продолжал корчиться и вскрикивать.
— Проси пощады! — требовал Дон Кихот.
— Сдаюсь! — завопил дьявол. — Сдаюсь, и подавитесь своим обетом!..
— Более того, — заявил неумолимый Дон Кихот, — ты дашь еще обет, что все зло, причиненное тобою людям, отменяется. С настоящей минуты и навсегда.
— Не стану! — взвыл дьявол. — Как же так, разрушить всю мою кропотливую работу!..
Санчо Панса положил черпак на тротуар. Сжав ведро обеими руками, он приподнял его и вознамерился опорожнить на дьявола целиком.
— Погодите! — истошно заорал дьявол. — Уберите проклятую воду! Сдаюсь безоговорочно и приношу любые обеты, какие хотите!..
— Тогда, — заявил Дон Кихот с известной церемонностью, — наша миссия здесь окончена.
Я даже не заметил, как они исчезли. Не было ни мерцания, ни самой короткой вспышки. Просто их вдруг не стало — ни дьявола, ни Дон Кихота, ни Санчо Пансы, ни единорога. А Кэти осталась и бежала ко мне со всех ног, и я еще подумал: как же это она может так резво бежать, ведь у нее растяжение связок… Попытался встать ей навстречу, но сперва надо было выдернуть ногу из ограды, а я не мог. Нога застряла плотно, освободиться не удавалось.
Кэти опустилась подле меня на колени.
— Мы снова дома! — воскликнула она. — Хортон, мы дома!..
Она наклонилась и поцеловала меня, а толпа на противоположной стороне отозвалась на поцелуй громкими возгласами и гиканьем.
— Нога застряла, — пожаловался я.
— Ну так вытащи ее, — улыбнулась Кэти, не сдерживая счастливых слез.
Я попытался еще раз и опять не смог. Ногу, как только я тянул ее на себя, сводило болью. Кэти, поднявшись, подошла к ограде и попробовала помочь мне: тщетно, ничего не получалось.
— Кажется, щиколотка опухла, — сказала она, вновь села на тротуар и расхохоталась. — Два сапога пара, — смеялась она и плакала, — у обоих одно и то же. Сперва моя щиколотка, теперь твоя…
— Но твоя-то теперь в порядке…
— У них в замке живет волшебник. Чудесный старик с длинной белой бородой, в смешном колпаке и в плаще, усыпанном звездами. И вообще этот замок — такое славное место, лучшее из всех, какие я видела в жизни. Все так благородно и вежливо. Право, я могла бы остаться там навсегда, если б только ты был со мной. А единорог! Такой милый, такой ласковый… Ты же видел единорога?
— Видел, видел, — подтвердил я.
— Послушай, Хортон, а кто эти люди, бегущие к нам по лужайке?
Я так увлеченно смотрел на нее, так радовался тому, что она вернулась в наш мир, что лужайка у Белого дома просто выпала из поля моего зрения. Теперь я их увидел. Они бежали к ограде — впереди президент, а за ним все остальные, кто был на заседании.
Добежав и остановившись, президент смерил меня взглядом, который я не назвал бы особо доброжелательным.
— Хортон, — спросил он требовательно, — черт побери, что тут еще происходит?
— Вот, нога застряла, — ответил я.
— Черт с ней, с ногой! — объявил он. — То есть я вовсе не то хотел сказать… Клянусь, я видел здесь рыцаря и единорога…
Участники заседания скучились у самой ограды. И вдруг от ворот донесся выкрик охранника:
— Эй! Смотрите все! Машина! По улице едет машина!..
И точно, на улице появилась машина. На ходу.
— Но что будет с его ногой? — возмутилась Кэти. — Мы не можем вытащить ее, щиколотка опухла. Боюсь, похоже на вывих.
— Надо бы послать за доктором, — сказал госсекретарь. — Раз машины завелись, то, наверное, и телефоны заработали. Как ваше самочувствие, Хортон?
— Нормально, — откликнулся я.
— И пришлите сюда слесаря с ножовкой, — распорядился президент. — Во имя всего святого, пусть перепилят ограду, но освободят ему ногу…
Так я и остался недвижим, поджидая врача и слесаря, и Кэти рядом со мной. Не обращая внимания на толпу министров у ограды, а может, заинтересовавшись происходящим, несколько белок из обитающих подле Белого дома выбрались на тротуар. И сели рядком, изящно поджав передние лапки и выпрашивая подачку.
