Юлия Зонис - Инквизитор и нимфа
— Вы сравниваете способность к телепатии с генетической болезнью?
— Я привожу наиболее близкую аналогию. Если это как-то задевает ваши чувства, прошу прощения.
— Вы утверждаете, что одним из медиаторов телепатической активности мозга является дофамин?
— Предварительные эксперименты показали…
И так далее, в том же духе. Салливан насторожился, лишь когда опознал тонкий металлический тенорок председателя комиссии. Викторианец подобрался и сел на скамье, уставившись в направлении невидимого динамика.
— Все это великолепно, — заявил председатель таким тоном, что сразу стало ясно: великолепного тут мало. — Полученные вашей группой данные впечатляют. Однако мое внимание привлекла одна деталь. В отчете вы старательно опустили все, что касается оперирования. Следует ли это понимать так, что результат отрицательный?
Митчинсон тряхнул кудлатой башкой и совсем уж было собрался ринуться в атаку, но Салливан сделал ему знак помолчать и встал. Время собирать камни.
— Спасибо за вопрос, доктор Корбник, — ласково проговорил, почти пропел Марк. — Да, в популяции утан способность к оперированию близка к нулевой. Однако следует учесть, что перед вами лишь результаты первых опытов. Мы успешно трансплантировали отвечающие за телепатию гены в общую популяцию. Следующая стадия эксперимента, как вы могли бы заметить, если бы ознакомились внимательней с моей заявкой на получение гранта, как раз и состоит в исследовании механизмов, связанных с телепатией. На основе этой серии опытов мы надеемся выявить сигнальные пути, отвечающие за активацию operculum frontoparietalis…
На «оперкулуме» Алан Корбник, специализировавшийся на регенерации земноводных, сломался.
— Я в курсе ваших планов, — сухо прозвучало из динамика. — Мне только хотелось бы знать, как вы оцениваете вероятность успеха и сколько времени вам потребуется.
— Вы хотели спросить, сколько еще миллионов юно я намерен вбухать в свою авантюру? — Всякая сладость из голоса Марка исчезла.
Председатель откашлялся и раздраженно ответил:
— Да, если вам угодно так это сформулировать.
— Разрешите и мне задать вопрос. Какой у вас R-индекс, доктор?
— Восемьдесят семь, но при чем здесь…
— В случае мобилизации военнообязанными считаются все психики ордена с R-индексом выше восьмидесяти. Так что вы предпочитаете — совершать подвиги на поле боя или дать мне возможность завершить работу, чтобы за вас воевали профессионалы с трансплантированными генами?
В наступившей тишине раздался громкий стук — это биофизик уронил свою любимую лазерную указку.
Ответа так и не последовало. Члены комиссии молча, один за другим, отключались от канала трансляции, и лишь доктор Корбник кратко поблагодарил Марка за отличную презентацию.
Олаф убрал комм и искательно уставился на Марка:
— Пива, шеф? Или у тебя принято отмечать удачный шантаж бутылочкой французского коньяку?
Марк покачал головой и уселся на деревянную скамью. Сейчас, когда проектор погас, маленький зал вновь погрузился в свое нарочитое средневековье. Высокая полированная кафедра, тяжелые капители колонн, стрельчатые окна. Не самая удобная площадка для научных презентаций — зато вполне подходит для второй части представления.
— Мы еще не закончили.
— В смысле? Вроде все разбежались подсчитывать свой R-индекс.
— В смысле, у меня запланирована еще одна встреча.
— У тебя? А у меня нет, значит? Опять ваши вшивые орденские тайны, Салл? Надоело, ей-богу.
Прищурившись, Салливан глядел на своего ведущего биофизика. Олаф был на три курса старше и в пять раз талантливее Марка в том, что касалось науки. Въедливый гном тащил на себе лабораторию, пока его шеф разрывался между сбором материалов в гуманитарной миссии на Вайолет и выколачиванием денег из Совета. Митчинсон знал о проекте все, что знал Салливан. Точнее, почти все.
— Нет, — сказал наконец Марк. — Никаких тайн. Можешь остаться. Только тогда, братец мой Митч, из-под зеленого грифа ты перейдешь в красный.
Красный гриф — максимальная степень секретности для процедур ордена. Митчинсон яростно почесал шевелюру и выдал:
— Красный гриф, белый гриф, ушастый гриф… Только пугать меня не надо, ладно? Ты скажи одно: надо тебе, чтобы я остался, или не надо?
— Надо, — честно ответил Марк.
— Так чего ломаешься, как красна девка?
— Тебя жалко. У тебя ж язык длиннее ракетного выхлопа. Вот и думаю: память тебе придется стирать или так, без особых затей придушить?
Марк сказал это без улыбки. Митчинсон неуверенно хмыкнул:
— Лучше придуши. Маришка меня прибьет, если я опять про годовщину свадьбы забуду. — Не получив ответа и вглядевшись в лицо шефа, он нахмурился. — Да ты, никак, серьезно? Что у вас тут за дела?
Марк встал со скамьи, хлопнул биофизика по плечу и громко сказал:
— Нет, несерьезно. Шучу я, братец. Шучу.
— Да ну тебя с твоими дурацкими шутками.
— Ладно. Не кипятись. Руку давай.
— Что?
— Дай, говорю, руку. Левую.
Биофизик моргнул и сунул Марку под нос здоровенную, поросшую шерстью лапищу. Марк защелкнул на его запястье тонкий черный браслет, здорово смахивающий на браслет комма. Некоторые сейчас так и носили — один комм на левой, один на правой, а порой и не по одному. Результат смахивал на украшения индийских танцовщиц.
— Это что?
— Подарок.
— Какой, к черту, подарок? — обозлился Митчинсон. — У тебя что, от общения с лягушковедом мозги окончательно сплавились?
Не отвечая, викторианец легонько пихнул его, и — странное дело — кряжистый биофизик так и плюхнулся на скамью. Наклонившись к нему, Салливан тихо проговорил:
— Ты хотел остаться? Оставайся. Сиди и не отсвечивай. А насчет подарка… Есть у меня предчувствие, что он тебе сегодня понадобится. — Еще раз сжав запястье Олафа, он обернулся к скрытым в стенах камерам и объявил: — У меня все готово. Доктор Митчинсон поможет мне с презентацией.
Но помочь доктор Митчинсон не мог, потому что к науке вторая презентация не имела ни малейшего отношения.
Сорок лет назад Бейрут был разрушен в очередной стычке израильского спецназа с Ливанской освободительной армией. Город решили не восстанавливать. Столицу автономии перенесли в Захле, расположенный ближе к сирийской границе, а Бейрут заняли миротворческие силы СОН. В основном развалины использовали для антитеррористических учений и симуляций боевых действий в условиях города.
Марк был там. Он помнил сухой, пахнущий нефтью ветер с залива, ветер, в котором не осталось ни капли влаги. Беспощадное солнце — в тени температура доходила до сорока пяти градусов по Цельсию — стояло в зените белым шариком. Горизонт затянули желтые пылевые облака. Мертвые растрепанные пальмы набережной, мусорная накипь в волнах. Беспорядочная паутина улиц, где времянки облепили древние панельные здания. Обгоревшие стены, раздетые до поликарбонатного скелета машины, арматура, гарь, гарь…