Айзек Азимов - Ночь, которая умирает (сборник)
— Я был прав, Менар. Надеюсь, вы в этом не сомневались. Разница действительно существует. Так вот: масса пепла от чернил составляет 453 микрограмма.
Только теперь он разрешил мне перекусить и дал час на сон. Бурдон разбудил меня, приступив к опыту над рукописной страницей Валетта; он сжег ее, предварительно пересчитав количество букв и проделав ту же серию тончайших операций. Меня раздражала медлительность, с которой он работал, но я призывал себя к терпению, ибо хотел знать, как будет осуществляться его фантастический замысел.
На следующий день он торжественно объявил:
— 453 микрограмма соответствуют примерно пятистам буквам — пятистам буквам его великолепного каллиграфического почерка. Такова приблизительная длина нашего стихотворения. Повторяю — приблизительно, поскольку, как вы понимаете, в измерение могли вкрасться кое-какие погрешности. Я провел предварительный, довольно грубый опыт. Однако он был полезен, ибо позволил быстро получить общее представление о произведении. Запомним цифру в пятьсот букв в качестве первого приближения.
Я воспользовался перерывом, чтобы хорошенько поесть. И почувствовал прилив новых сил, которые изрядно истощились за время утомительного бдения.
Вялость мысли сняло как рукой.
— А если на листке А сидит большая клякса? — заметил я.
— Я не подумал об этом, — пробормотал сбитый с толку Бурдон. — Браво, Менар. От души поздравляю вас. Клякса действительно может быть причиной ошибки, но не бойтесь, мы преодолеем и эту трудность… Правда, посадив кляксу, Валетт воспользовался бы промокашкой.
— Верно, — согласился я, — наше стихотворение состоит из пятисот букв или около того. Восхищен результатом, а что дальше?
— Дальше? Теперь начнется проникновение в глубины формы. Слушайте.
Он уселся перед едой, которую я приготовил, и заговорил.
— Расставаться с нашими микрохимическими весами рано. Это маленькое чудо откроет нам множество тайн. Результат предварительного исследования, надеюсь, убедил вас, что лист бумаги, пропитанный чернилами и затем сгоревший, кое-что весит, и это кое-что больше, чем масса чистого листа бумаги, сгоревшего в тех же условиях. Я настаиваю на этом не очень точном термине кое-что, поскольку он символизирует особую элегантность моего метода. Понимание к вам придет позже, но уже сейчас сообщу, что точная величина этого кое-что — не самое главное в предпринятом нами воскрешении. Мне достаточно отметить его существование. Точное определение массы мне кажется второстепенным с момента, когда я определил, что чернила действительно были. Тысяча тонн едва ли даст более значимый результат, чем десятая доля микрограмма. Неужели вы не видите элемента возвышенного в сей простоте?
— Хотелось бы увидеть, дорогой Бурдон, но я не очень понимаю ваш слишком абстрактный язык…
— Следите внимательно за ходом моих рассуждений. Нам известна масса чистого листа бумаги, и мы можем рассчитать массу любого известного участка листа. Сделаем следующее. Начиная с верхнего края, разрежем лист А на очень узкие горизонтальные полосы слева направо. Затем тщательно взвесим каждую полоску после замера ее площади. Наверно, несмотря на все предосторожности, пепел кое-где осыпется и края полосок окажутся зубчатыми. Однако терпеливое исследование под микроскопом каждого излома позволит нарисовать его точный контур. Даже самая малая песчинка не избежит бдительного ока нашего увеличительного инструмента; мы подберем ее, определим, откуда она выпала, отдельно замерим ее площадь и взвесим вместе с полоской, из которой она выпала. Короче говоря, мы точно оценим общую площадь каждой полоски. Взвешивание даст нам основную опорную величину — написано ли кое-что на этом фрагменте или нет. Понимаете? Скорее всего масса полосок, близких к краям листа, будет соответствовать массе полосок чистой бумаги. И напротив, весы покажут наличие дополнительной массы, когда мы попадем на текстовую часть. Таким методом мы безошибочно определим «положение» строк и сможем изобразить их на схеме. Естественно, каждую вырезанную полоску мы тщательно сохраним. Видите этот стеклянный ящик, специально изготовленный по моему заказу? Не дай бог нарушить исходный порядок, ибо нам еще понадобятся все куски. Этот герметичный ящик, куда не попадет ни пылинки, имеет основные ячейки для горизонтальных полосок и крохотные пронумерованные ячеечки для случайно отделившихся фрагментов. Таким образом мы сможем в любое мгновение установить точное положение каждого элемента листка. А нам частенько придется возвращаться назад. Будем действовать на ощупь, пока не достигнем конца строки. А затем точно определим ее границу, разъединяя полоску по длине на все более и более узкие секции. После разделения мы взвесим каждую строку отдельно и узнаем приблизительное количество букв в каждой строке. Эта работа займет несколько недель, быть может, месяцев, но после ее завершения у нас сложится ясное представление о стихотворении. Как вы считаете?
— Признаю, это хитроумно, но не вижу, как проклюнется произведение сквозь полученную вами скорлупу.
— Вечное нетерпение! Мы сможем возродить произведение, только если не будем торопиться, дав таинственному стихотворению время медленно, почти естественно, вылупиться из этой материальной оболочки. Я говорил и повторяю, что будем работать как литературные эксперты, которые презирают и отрицают вдохновение. Они выстраивают свои произведения, основываясь на «форме», на языковых элементах, на словах, на буквах…
В нашей работе мы поднимаемся на ступеньку выше. Будем исходить из массы этих букв, точнее из массы их золы, из «положения» букв в двухмерном пространстве — на листке бумаги. Мы воспользуемся одновременно и более чистым, и более ощутимым источником поэтического сочинения. И вы увидите, как постепенно сюжет, «дух» стихотворения восстанет из праха. Предсказываю: сей момент наступит.
Собственные занятия не позволяли мне посвятить этим исследованиям долгие недели, и я временно прервал сотрудничество, пообещав Бурдону интересоваться ходом дел. В течение двух месяцев я несколько раз посетил «лабораторию» и каждый раз заставал его за «анатомированием» пепла. Однако вытянуть из Бурдона хоть слово не удавалось. Наконец он призвал меня. Лицо его выражало удовлетворение.
— Все идет как по маслу, — сообщил он. — Хотите послушать, как развиваются события? Кстати, это полезно и для меня. Заодно проверю свои расчеты.
— Я давно жду этого.
— Итак, я начал резать листок на горизонтальные полоски шириной три миллиметра каждая. В первых образцах, как я и предполагал, взвешивание дало нулевой результат. То есть шла чистая бумага. Сверху листок А свободен от записей примерно на двадцать один миллиметр.
