Роман Подольный - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 29
Я пожал плечами.
— Мне кажется, — сказал он, глядя мне прямо в глаза и словно бы изучая меня, — что вопросы, о которых мы так славно потолковали, еще долго будут вас занимать.
— Не исключено.
— Что ж, всего вам доброго и прощайте. Тут я заметил, что все еще держу в руках пегую папку. Ее тесемки болтались.
— Ваша работа, возьмите.
— Ах, да. — Довольно небрежно он сунул свой труд под мышку и легко сбежал по ступенькам. Белый лист выскользнул из папки и, дважды кувыркнувшись, спланировал на нижнюю ступеньку. Я спустился и поднял его, но окликать уже было некого. А. Макушка успел ввинтиться в толпу прохожих и исчезнуть из глаз.
Из задумчивости меня вывел голос Чингиза. Он поднимался по лестнице, румяный и счастливый. Из его портфеля торчал еще влажный дубовый веник.
— Ты чего это здесь торчишь, Саша?
— Так, провожал одного чудака.
— А, того самого. Я его сейчас встретил. Чего он хотел?
— Сказать честно, я так и не понял.
Механически я бросил взгляд на лист бумаги, который все еще держал в руке, и вдруг заметил какой-то текст — несколько строк. Буквы выглядели странно. Они слегка мерцали подобно цифрам в электронных часах. Я впился глазами в бумагу. Вверху красовался причудливый вензель, ниже было написано:
«Д-р Алоиз Макушка
Лаборатория
психологической хроноскопии
Институт истории мышления
Департамент
социальной психологии
г. Тарту
План исследований на 2481 год.
Ведущая тема: Космодицея новой цивилизации.
Техническое обеспечение:
Хроноскаф МТ-101-2500, дальность полета 25 веков. Предусмотрены контакты:
Лукиан, Плотин, Августин, Эразм, Спиноза, Лейбниц, Вольтер, Луковкин, Дашдэндэв, Нямдаваа, Кардоса-и-Арагон…»
По мере чтения я, видимо, настолько побледнел, что Чингиз участливо спросил, что со мною. Я молча протянул ему лист. Он некоторое время сопел, крутя бумагу, а потом сказал:
— Ну и что, не понимаю…
— Ты читай.
— Что?
Я выхватил лист из его рук. Бумага была девственно чиста. Я вертел ее так и эдак, смотрел на просвет и даже пробовал дышать на нее. Все было тщетно, надпись исчезла. Мне показалось, что Чингиз смотрит на меня с иронией. Еще немного, и крутанет пальцем у виска. Ничего не объясняя, я сложил лист вчетверо и спрятал его в карман.
Вечером я решил разгрузить кухонную раковину, забитую недельной горой грязной посуды. Текла из крана горячая вода, вздымая из мойки легкие клубы пара. Я тер ершиком кефирную бутылку, размышляя о том, кто такие эти загадочные Нямдаваа и Кардоса-и-Арагон. Звонок в дверь я услышал не сразу.
На пороге стояла Аля. Я застыл с ершиком в руке.
— Мне можно войти? — Она сама сняла пальто, повесила его на вешалку, стряхнула с волос искрящиеся капельки воды и сказала. — Знаешь, по телефону как-то глупо это говорить, вот я и пришла, чтобы сказать: согласна.
И тут я опомнился. Я завопил: «Алька, милая!» Отшвырнул в сторону ершик, схватил ее на руки и закружил. Сначала по тесной прихожей, потом по комнате.
— Милый, прости мне вульгарное желание, но я хочу есть. Я вскочил, полный энтузиазма, бросился к холодильнику, начал шарить по полкам.
— Аля, есть только яйца. И помидоры.
— Яичница с помидорами. Это грандиозно! — донесся ее веселый крик.
Через несколько минут она с аппетитом поглощала мой кулинарный шедевр — пышный омлет с помидорами. Я сидел и смотрел на нее. На плите тонкую песню начал заводить чайник.
— Ну, как ты жил эти дни без меня, расскажи?
— Да уж жил, — нехотя сказал я, — слушай, Аль, тут со мной случилась такая странная история… Ну, очень странная и забавная. Ты только не сочти меня сумасшедшим.
— Не сочту. — Она кивнула с вполне серьезным видом. И вдруг я увидел, что ее ореховые глаза смотрят на меня с вниманием и любовью. И тогда я подумал: черт побери, а ведь прав доктор Алоиз Макушка. Мир прекрасен.
Игорь Росоховатский
ДОБРЫЕ ЖИВОТНЫЕ
Совсем недалеко от моих все еще полусонных глаз на полу нашей палатки стояла банка сгущенки с голубой этикеткой Полтавского молокозавода. На этой планете я привык ко всяким чудесам, даже к тому, что сбываются желания. Меня ошеломила только этикетка.
— Что у тебя? — послышался хриплый с пересыпу голос Валеры. Не вылезая из спального мешка, я помотал головой, сначала пытаясь отогнать видение с этикеткой, а потом указывая на него.
— А у меня — пиво. Мое любимое — бархатистое! — Он подбросил и поймал банку пива.
Резанул по ушам пронзительный визг. Это выражал восторг приручаемый нами абориген планеты — карлик с маленьким сморщенным лицом, похожим на резиновую маску. Я назвал карлика Гавриилом Георгиевичем, по имени самого внушительного начальника, которого доводилось встречать, — директора гостиничного комплекса на межрейсовом спутнике-базе. Правда, тот Гавриил Георгиевич выделялся не малым, как наш, а огромным ростом и грозной внешностью, но я считал, что в вопросе о внешности могу воспользоваться законом диалектики о единстве и борьбе противоположностей, тем более что характеры и начальственные повадки обоих Гавриилов Георгиевичей были разительно схожи. Вот и сейчас наш приемыш, провизжав положенное короткое время, одобрительно закивал головой, покровительственно похлопал Валеру по пояснице, повелевая нагнуться. Затем он одним прыжком вскочил на плечи моему товарищу, крепко вцепился паучьими лапками ему в волосы и заколотил пятками по спине. Валера послушно изобразил «бег на месте». В эти минуты карлик напоминал расшалившегося мальчугана, но я уже давненько определил, что он находится в возрасте зрелого мужчины. На контакт с нами он шел неохотно, предпочитая оставаться непонятым, повелевать, вымогать сладости и различные понравившиеся ему предметы. Возня с ним уже начинала мне надоедать.
Величественным жестом карлик указал Валере на выход из палатки.
— Подожди немного, пожалуйста, — ответил тот и получил удар пяткой в спину.
— Угомонись! — прикрикнул я на карлика.
— Ничего, он мне не мешает, — сказал Валера. — Давай лучше вернемся к вопросу о дарах.
Не скрывая подозрения, я пристально смотрел на него, высвобождаясь из спального мешка. Но глаза Валеры были прозрачно чисты. Эти голубые глаза навыкате и круглая голова с маленькими оттопыренными ушами внушали всем ложное впечатление об этом человеке. Обманывал и его смех — раскатистый, захлебывающийся, с всхлипываниями. Но я знал его с юности. Мы вместе поступили после училища в Академию космических исследований и с тех пор разлучались нечасто. Валера никогда не пробивался в первый ряд, но на подстраховке был незаменим и надежен, как стена отчего дома. Его покладистость, вошедшая в поговорку у курсантов, не была притворством или игрой. Он на самом деле предпочитал не командовать, а выполнять приказы, не давать советы, а прислушиваться к ним. Видимо, он уже давно верно и точно определил свое место в жизни и умел довольствоваться им. Валера позволял собой распоряжаться почти любому, кто этого желал. Если же иногда и не соглашался с приказами, то никогда не оспаривал их. Просто поступал по-своему, в потом внушал кому угодно, что тот хотел именно этого и лишь ошибся в формулировке. Не удивительно, что командиры кораблей всегда с удовольствием зачисляли его в свои экипажи. Он не имел врагов. Над ним иногда беззлобно подтрунивали «ради смеха», к он охотно включался в игру, неизменно выбирая для себя роль простака. Но я знал, что он не так прост, как кажется, и что дело тут совсем в ином. Пожалуй, лучше всего сказал о нем наш командир:
