Спайдер Робинсон - Звездный танец
Я взял Норри за руку. Она сильно сжала мои пальцы.
«Подумать только: я мог быть никому не известным алкашом — видеооператором в Нью-Брунсвике».
— Говорите, сэр, — твердо сказал я.
— Вы надо мной потешаетесь! — воскликнул Рауль.
— Богом клянусь, — заверил я его. — Выглядит как шутка Милтона Берля,
— настаивал он.
— Ты слишком молод, чтобы помнить Милтона Берля, — сказала Норри.
Она лежала тут же на койке, кивая головой и сама того не замечая.
— Так что, у меня не может быть библиотеки записей?
— Я с тобой согласен, — сказал я, — но факт остается фактом. Наша группа дипломатов состоит из испанца, русского, китайца и еврея.
— Боже мой, — сказал Том из своей позиции полулежа на другой кушетке, где он находился с тех пор, как прибыл. Он в самом деле напоминал клубничный йогурт, слегка взболтанный, и жаловался на неустойчивость зрения и боль в ушах. Но его по самую макушку накачали болеутолителями и стимуляторами, Линда не выпускала его руки из своих, а голос у него был сильный и ясный. — В этом даже есть смысл. — Несомненно, — согласился я. — Если только он не собирается посылать по одному делегату от каждой нации, у Вертхеймера остается единственная возможность: придерживаться большой тройки. Это единственное ограничение, которое способно стерпеть большинство. А команда непременно должна быть многонациональной. Ну, все эти штуки насчет человечества, объединяющегося перед лицом угрозы со стороны чужих.
— С пресловутым рыцарем без страха и упрека во главе, — подчеркнула Линда.
— Сам Вертхеймер отлично бы справлялся с этой ролью, — вставил Рауль.
— Еще бы, — сухо согласился я.-Но у него есть некоторые неотложные обязанности в другом месте.
— Иезекииль Де Ла Торре тоже прекрасно подойдет, — задумчиво сказал Том.
Я кивнул.
— Даже я о нем слышал. Ладно, я вам сообщил все, что знаем мы сами.
Комментарии? Вопросы?
— Я бы хотел выяснить насчет этой поездки «туда и домой» за один год, — произнес Том. — Насколько я знаю, это невозможно.
— Я тоже, — согласился я. — Я уже давно в космосе. Я не знаю, понимают ли они, какое небольшое на самом деле ускорение мы можем выдерживать длительное время. Что вы скажете по этому поводу, Гарри? Рауль? Это реально?
— Не думаю, — сказал Гарри.
— Почему нет? Ты можешь объяснить?
Привилегии гостя на борту Скайфэка включают доступ к компьютеру.
Гарри подошел к терминалу и запросил ссылку. На экране появилось:
— Это — простейшее выражение для времени перелета от планеты к планете, — сказал он.
— О Господи.
— Но эта формула слишком примитивна и не решит вашей проблемы.
— Ээ… они сказали что-то относительно перехода Фрай… ээ…
— Понятно, — сказал Рауль. — Переход Фрайзена. Так я и думал. Конечно!
Это сработает.
— Как? — спросили все одновременно.
— В детстве я, бывало, штудировал все материалы по колонизации космоса, — проговорил Рауль. — Даже когда стало очевидно, что L-5 не оторвется от Земли, я не терял надежды — это казалось мне единственной возможностью когда-либо попасть в космос. Лоуренс Фрайзен однажды читал доклад в Принстоне… помнится, в 80-м году или немного раньше.
Подождите минутку.
Он забарабанил по клавиатуре, как кролик, используя компьютер в качестве калькулятора.
Гарри считал на своем собственном калькуляторе, который был пристегнут у него к поясу.
— Как вы собираетесь получить характеристическую скорость 28 километров в секунду? — спросил он скептически.
— Ядерный разгон? — предположил Том.
Это было то, чего я боялся. Я читал, что встречаются люди, которые серьезно предлагают запустить их в глубокий космос, разгоняя, грубо говоря, при помощи водородных бомб. Меня в такой проект не заманишь.
— О черт — нет, конечно, — сказал Рауль, к моему облегчению. — Для перехода Фрайзена такой тип ускорения не нужен. Смотрите.
Он установил терминал на демонстрацию чертежей и начал набрасывать рисунок, поясняющий его мысль. — Стартовать нужно примерно с такой орбиты.
— Резонансная орбита 2:1? — спросил я.
— Верно, — подтвердил он.
— Как у Скайфэка? — спросил я.
— Ага, конечно. Как раз… эй! Ну да, точно! Мы находимся как раз там, где нужно. Ух ты, забавное совпадение, а?
Я понял, что Гарри почуял запах той же самой крысы, которую вынюхал Вертхеймер. Может быть, Том тоже — по нему трудно было судить из-за его йогуртной внешности.
— Что дальше? — спросил я. Рауль очистил экран и проделал еще какие-то вычисления.
— Ну, нужно, чтобы корабль покинул орбиту со скоростью, сейчас прикинем, немного меньше километра в секунду. Это будет… мм, примерно две минуты ускорения при одном g. Хмм. Или при одной десятой g — около семнадцати минут разгона. Ерунда.
В результате мы начнем падать к Земле. Нам нужно обогнуть ее по касательной. Так что мы задействуем дополнительно… 5,44 километра в секунду, в точно рассчитанный момент. Примерно девять минут при одном g, но это нужно сделать очень быстро, так что один g не пойдет. Сейчас глянем… возможно, 4,6 минуты при двух g, или же 2,3 минуты при четырех.
— Прекрасно, — весело сказал я. — всего лишь пара минут при четырех g.
Наши лица сползут на затылки, и мы будем единственными животными в этой планетной системе, которые ходят лицом назад. Продолжайте.
— Вот что получается, — сказал Рауль, снова переключив дисплей на показ чертежей.
— Это дает нам год невесомости, в течение которого мы занимаемся хореографией, бросаем это, прислушиваемся к тому, как рассыпаются наши кости, приканчиваем дипломатов и делаем из них шашлык, обсуждаем влияние Хайнлайна на Пруста и спешно зубрим разговорный язык чужаков.
Тут мы прибываем на Сатурн. Ух ты, еще одно удачное совпадение:
стартовое окно для одногодичного перехода Фрайзена открыто…
— Ага, — прервал его Гарри, оторвавшись от своего калькулятора, — это доставит нас к Сатурну за год — на относительной скорости двенадцать ки— лометров в секунду. Это больше, чем вторая космическая скорость.
— Мы позволим кораблю быть захваченным Титаном, — торжествующе сказал Рауль.
— О, — сказал Гарри. — Восемь или девять километров в секунду…
— Конечно, — продолжал Рауль, нажимая клавиши. — Запросто. Одна десятая g в течение двух с половиной часов. Или, чтобы сделать это легче для нас, одна сотая g в течение чуть больше, чем дня. Хмм… двадцать пять с половиной часов. Одной сотой g не хватит, чтобы написать себе на ногу сверху вниз, даже если вы привыкли к невесомости.
