Ричард Хенрик - Нырок в забвение
– Здравствуйте, мадам. Решил перед выходом слегка подрегулировать карбюратор.
– Что ж, не будем вам мешать, – сказала экстрасенс, забираясь на корму лодки. – Привет, кэп, я – доктор Элизабет.
Ал нарочито тщательно вытер замасленную ладонь о комбинезон, стянул с головы фуражку морского образца и шутливо отсалютовал.
– Рад с вами познакомиться, док. Мое имя – Альфонс Клойд, но зовите меня просто Ал.
Доктор Элизабет окинула критическим взглядом лодку, с любопытством заглянула в моторный отсек.
– Ну и как она бегает, Ал?
– "Солнышко" во многом подобно своему хозяину, док. Оно просто идет и идет, медленно, но верно. Так что не беспокойтесь, будем на месте вовремя.
– Я не сомневаюсь в этом, – сказала экстрасенс, глядя в честные глаза старика-негра.
Мими взошла на борт и осторожно передала клетку с кошкой доктору Элизабет, которая тут же открыла дверку, и Исис оказалась на свободе. Кошка довольно потянулась и стала увлеченно принюхиваться к многочисленным запахам ее нового дома.
– Боже, какая чудесная кошечка, – заметил Ал. – Когда я был еще молодым, здесь у нас на пристани жил огромный белый кот. Вы бы только видели, как он ластился к рыбакам, когда наступал момент дележа улова.
– Исис просто без ума от рыбы, Ал, – сказала доктор Элизабет.
– Ну тогда она пришла по правильному адресу, док, потому что у меня весь морозильник забит свежим филе скумбрии. Все в ее распоряжении.
В тесном жилом отсеке имелся совсем крошечный туалет, такой же камбуз с плиткой, стол с четырьмя деревянными стульями и две раскладывающиеся кушетки. На стене, у входа на камбуз висела картина, на которой был изображен огромный болотистый водоем с лодкой-плоскодонкой посередине. Поставив чайник на плиту, Ал пояснил значение картины.
– Это сцена из моего детства, дамы.
Женщины уселись за стол, и экстрасенс полюбопытствовала:
– Где же прошло ваше детство, Ал?
– На озере Окичоби во Флориде, – с гордостью ответил Ал. – Я родился в Порт-Майаке, у самой воды. Боже, какое же это было дикое место! Аллигаторы подползали прямо к дверям домов, а уж столько змей вам не увидеть за всю жизнь, клянусь вам!
– Было опасно? – спросила Мими.
– Не очень, – махнул рукой Ал. – Отец научил нас любить и уважать природу. Из всех живых существ нам докучали только москиты. Но против них хорошо действует скунсовое масло. Меня в детстве даже змея ни разу не укусила.
– Завидую вам, – заметила доктор Элизабет. – А я выросла в бруклинских трущобах. В большом городе не очень-то залюбуешься природой – изредка залетит случайная пташка, зато от несметных полчищ крыс и тараканов отбоя не было.
– Не хочу показаться вам назойливым, но чем вас привлекает Андрос? – спросил Ал, протирая разношерстные керамические кружки. – Я знаю, что вас влечет туда вовсе не рыбалка.
– Это точно, – усмехнувшись, ответила доктор Элизабет. – Я вообще предпочитаю иметь дело с рыбой только за обеденным столом.
– Тогда зачем же вам понадобилось за такие деньги нанимать лодку?
– Ал, вы, похоже, глубоко верующий человек, – заметила доктор Элизабет.
Ал воздел руку к небу и ответил:
– Я уважаю и боюсь Господа Бога. Вы это имели в виду, док?
Доктор Элизабет кивнула и встретилась глазами с заинтересованным взглядом старика-негра.
– Ал, можете считать, что мы наняли вашу лодку для чтения особых молитв. Единственное, что от вас требуется, это не мешать нам, когда мы начнем молиться, и просьба обеспечить абсолютную тишину.
– Насчет этого можете не беспокоиться, док, – ответил Ал и, насыпав по ложке гранулированного чая в каждую кружку, наполнил их кипятком.
– Я уверена, что вы не подведете, – сказала доктор Элизабет, переглянувшись с Мими.
Ал подал своим гостьям чай и, насвистывая, достал из кармана помятую оловянную фляжку. Под мелодию "Лето" он вылил изрядную часть содержимого фляжки в свой чай и улыбнулся.
– Здесь у меня очень неплохой напиток. Присоединяйтесь, если желаете.
– Наливайте, – велела доктор Элизабет и энергично протянула к нему кружку.
Мими отклонила предложение Ала, но зато вспомнила, где слышала мелодию, звучавшую в баре отеля. Это было вчера, и насвистывал ее Ал.
* * *Каперанг Александр Литвинов почти всю вторую половину дня провел в своей каюте, работая над личным дневником. Он начал вести его незадолго до поступления в Севастопольское высшее военно-морское училище имени Нахимова. Начало карьеры военного моряка было захватывающим, и он по совету отца стал записывать свои жизненные впечатления. Он до сих пор продолжал вести дневник, уже сбившись со счета, сколько исписал общих тетрадей, занося в них свои размышления и впечатления о текущих событиях.
Александр надеялся, что когда-нибудь ему удастся обработать свои записи, свести их в единое целое и опубликовать в виде книги. Он считал это дело весьма важным, так как его служебная карьера могла служить ярким примером и доказательством того, что самый обыкновенный человек, независимо от происхождения и прочих факторов, всегда мог найти возможности для самоусовершенствования.
Он родился сорок два года назад в небольшом сибирском городе Братске. Его родители были инженеры из Киева, романтики, пожелавшие работать на новой ГЭС, построенной на Ангаре. В те годы в стране царил дух энтузиастов, открывавших и обживавших новые перспективные районы Севера и Сибири, и его родители всю жизнь посвятили обузданию дикого нрава мощных сибирских рек и получению экологически чистой и недорогой электроэнергии.
Судьба Александра решилась в тот день, когда отец повез его в выходной день на рыбалку на озеро Байкал. Красота чудо-озера буквально потрясла впечатлительного мальчика. Набегающие на берег волны будоражили его, будили воображение, а когда отец рассказал ему о других бескрайних водных пространствах, называемых океанами, по сравнению с которыми Байкал был пустяковой лужицей, Александр понял, что ему раз и навсегда суждено связать свою судьбу с морем.
Еще в школе он вступил в ДОСААФ и сумел хорошо подготовить себя к избранной карьере физически, духовно и технически. Благодаря отличным оценкам и безупречной дисциплине, его рапорт о зачислении в училище имени Нахимова был удовлетворен, и накануне своего восемнадцатилетия Александр покинул Братск, чтобы стать человеком всего мира.
Именно тогда он и начал вести дневник, описав на первых страницах свое путешествие по транссибирской железнодорожной магистрали. Это было большое событие в его жизни, и он почти не спал, боясь пропустить что-нибудь интересное.
Несмотря на все усилия, отцу не удалось подготовить его к адекватному восприятию масштабов их огромной страны. Только до Урала они ехали целую неделю, а потом на другом поезде еще несколько дней добирались до Севастополя.
