Александр Абрамов - Всадники ниоткуда (с иллюстрациями)
Мы жадно слушали, не перебивая рассказчика ни единым словом. Потом Зернов, подумав, спросил:
— Адмиралу рассказывали?
— Нет. Он и так чудит.
— Вы хорошо все видели? Не ошиблись? Не спутали?
— Нью-Йорк не спутаешь. Но почему Нью-Йорк? Они даже близко к нему не подходили. Кто-нибудь читал о красном тумане в Нью-Йорке? Никто.
— Может быть, ночью? — предположил я.
— Зачем? — возразил Зернов. — Мы уже знаем модели, созданные по зрительным образам, по отпечаткам в памяти. Вы детально знаете город? — спросил он Мартина.
— Я его уроженец.
— Сколько раз бродили по улицам?
— Тысячи.
— Ну вот, бродили, смотрели, привыкали. Глаз фиксировал, память откладывала отпечаток в кладовку. Они просмотрели, отобрали и воспроизвели.
— Значит, это мой Нью-Йорк, каким я его видел?
— Не убеждён, они могли смоделировать психику многих нью-йоркцев. В том числе и вашу. Есть такая игра джиг-со — знаете?
Мартин кивнул.
— Из множества кусочков разноцветной пластмассы собирают ту или иную картину, портрет, пейзаж, натюрморт, — пояснил нам Зернов. — Так и они: из тысячи зрительных образов монтируется нечто, существующее в действительности, но виденное и запечатлённое разными людьми по-разному. Я думаю, что Манхэттен, воссозданный в голубой лаборатории пришельцев, не совсем настоящий Манхэттен. Он в чём-то отличается от реального. В каких-то деталях, в каких-то ракурсах. Зрительная память редко повторяет что-либо буквально, она творит. А коллективная память — это, в свою очередь, материал для сотворчества. Джиг-со.
— Я не учёный, сэр, — сказал Мартин, — но ведь это невозможно. Наука не объяснит.
— Наука… — усмехнулся Зернов. — Наша земная наука ещё не допускает возможности повторного сотворения мира. Но она всё-таки предвидит эту возможность в далёком, может быть, очень далёком будущем.
После рассказа Мартина все уже показалось мне пресным, пока я не увидел и не запечатлел на плёнке голубые протуберанцы и фиолетовое «пятно». Новое чудо пришельцев было так же необычайно и так же малообъяснимо, как и все их прежние чудеса. С такими мыслями я возвращался в лагерь.
А навстречу уже бежала чем-то встревоженная Ирина.
— К Томпсону, Юрка! Адмирал созывает всех участников экспедиции. Военный совет.
29. ДЖИГ-СО
Мы оказались последними из явившихся и сразу почувствовали атмосферу любопытства и насторожённости. Экстренный, даже чрезвычайный характер заседания, назначенного сейчас же вслед за экспериментом, свидетельствовал о колебаниях Томпсона. Обычно склонный к единоличным решениям, он не слишком заботился о коллегиальности. Теперь он, по-видимому, решил прибегнуть к консультации большинства.
Говорили по-английски. Непонимавшие подсаживались для перевода к соседям.
— Эксперимент удался, — начал без предисловий Томпсон. — Они уже перешли к обороне. Фиолетовый вход передвинут на верхние грани купола. В связи с этим я попробую применить кое-что новое. Сверху, с воздуха.
— Бомбу? — спросил кто-то.
— А если бомбу?
— Ядерной у вас нет, — холодно заметил Зернов, — фугасной тоже. В лучшем случае пластикатовая, годная подорвать сейф или автомашину. Кого вы думаете испугать хлопушками?
Адмирал метнул на него быстрый взгляд и отпарировал:
— Я думаю не о бомбах.
— Советую вам рассказать, Мартин, — сказал Зернов.
— Знаю, — перебил адмирал. — Направленная галлюцинация. Гипномираж. Попробуем кого-нибудь другого — не Мартина.
— У нас один пилот, сэр.
— Я и не собираюсь рисковать вертолётом. Мне нужны парашютисты. И не просто парашютисты, а… — он пожевал губами в поисках подходящего слова, — скажем, уже встречавшиеся с пришельцами.
Мы переглянулись. Зернов, как человек неспортивный, полностью исключался. Вано повредил руку во время последней поездки. Я прыгал два раза в жизни, но без особого удовольствия.
— Мне хотелось бы знать, сумеет ли это сделать Анохин? — прибавил Томпсон.
Я разозлился:
— Дело не в умении, а в желании, господин адмирал.
— Вы хотите сказать, что у вас этого желания нет?
— Вы угадали, сэр.
— Сколько вы хотите, Анохин? Сто? Двести?
— Ни цента. Я не получаю жалованья в экспедиции, господин адмирал.
— Всё равно. Вы подчиняетесь приказам начальника.
— В распорядке дня, господин адмирал. Я снимаю, что считаю нужным, и предоставляю вам копию позитива. Кстати, в обязанности кинооператора не входит умение прыгать с парашютом.
Томпсон снова пожевал губами и спросил:
— Может, кто-нибудь другой?
— Я прыгал только в Парке культуры и отдыха, — сказал по-русски Дьячук, укоризненно взглянув на меня, — но могу рискнуть.
— Я тоже, — присоединилась Ирина.
— Не лезь поперёк батьки в пекло, — оборвал я её. — Операция не для девушек.
— И не для трусов.
— О чём разговор? — поинтересовался терпеливо пережидавший нашу перепалку адмирал Томпсон.
Я предупредил ответ Ирины:
— О формировании специального отряда, господин адмирал. Будут прыгать двое — Дьячук и Анохин. Командир отряда Анохин. Все.
— Я не ошибся в вас, — улыбнулся адмирал. — Человек с характером — именно то, что нужно. О'кей. Самолёт поведёт Мартин. — Он оглядел присутствовавших. — Вы свободны, господа.
Ирина поднялась и, уже выходя, обернулась:
— Ты не только трус, но и провокатор.
— Спасибо.
Я не хотел ссориться, но не уступать же ей, может быть, новое Сен-Дизье.
Перед полётом нас проинструктировали:
— Самолёт подымется до двух тысяч метров, зайдёт с северо-востока и снизится к цели до двухсот метров над выходом. Опасности никакой: под ногами только воздушная пробка. Пробьёте её — и готово. Мартин не мёрз и дышал свободно. Ну а там как Бог даст.
Адмирал оглядел каждого из нас и, словно в чём-то усомнившись, прибавил:
— А боитесь — можете отказаться. Я не настаиваю.
Я взглянул на Тольку. Тот на меня.
— Психует, — сказал по-русски Толька, — уже снимает с себя ответственность. Ты как?
— А ты?
— Железно.
Адмирал молча ждал, вслушиваясь в звучание незнакомого языка.
— Обменялись впечатлениями, — сухо пояснил я. — К полёту готовы.
Самолёт взмыл с ледяного плато, набрал высоту и пошёл на восток, огибая пульсирующие протуберанцы. Потом, развернувшись, круто рванул назад, всё время снижаясь. Внизу опасливо голубело море бушующего, но не греющего огня. Фиолетовый «вход» был уже отлично виден — лиловая заплата на голубой парче — и казался плоским и твёрдым, как земля. На минутку стало чуточку страшновато: уж очень низко приходится прыгать — костей не соберёшь.
— Не робейте, — посочувствовал Мартин. — Не расшибётесь. Что-то вроде пивной пены, чем-то подкрашенной.
