Альфред Бестер - Тигр! Тигр!
— Пожалуйста, давите на кнопку по одному, джентльмены. — Он повернулся к Престейну. — Жмите сильнее… кровь и деньги… или найдите другую кнопку. Кто вы такой, чтобы выставлять сейчас требования?
Престейн поджал губы.
— Закон… — начал он.
— Угрозы? — Фойл рассмеялся. — Хотите меня запугать? Не валяйте дурака, Престейн. Разговаривайте со мной так, как говорили на новогоднем балу… без милосердия, снисхождения, лицемерия.
Престейн склонил голову, глубоко вздохнул и прекратил улыбаться.
— Я предлагаю власть, — заявил он. — Признание вас моим наследником, равную долю в предприятиях Престейна, руководство кланом и семьей. Вместе мы сможем править миром.
— С ПирЕ?
— Да.
— Ваше предложение рассмотрено и отклонено. Предложите свою дочь.
— Оливию?! — Престейн сжал кулаки.
— Да. Оливию. Кстати, где она?
— Ты!.. — вскричал Престейн. — Подонок… мерзавец… Ты смеешь…
— Вы предложите дочь за ПирЕ?
— Да, — едва слышно произнес Престейн.
Фойл повернулся к Дагенхему.
— Ваша очередь, мертвая голова.
— Если разговор пойдет таким образом… — возмущенно начал Дагенхем.
— Именно так он и пойдет, не сомневайтесь. Без милосердия, без снисхождения, без лицемерия. Что вы предлагаете?
— Славу. Мы не можем предложить денег или власти. Можем предложить честь. Гулли Фойл — человек, спасший Внутренние Планеты от уничтожения. Можем предложить безопасность. Ликвидируем ваше досье. Дадим уважаемое имя. Прославим навеки.
— Нет, — вмешалась неожиданно Джизбелла Мак Куин. — Не соглашайся. Если хочешь быть спасителем, уничтожь секрет. Не давай ПирЕ никому.
— Что такое ПирЕ?
— Тихо! — рявкнул Дагенхем.
— Это термоядерное взрывчатое вещество, которое воспламеняется одной лишь мыслью… психокинеэом, — пояснила Джизбелла.
— Какой мыслью?
— Просто желанием взорвать его, направленным желанием. Этого достаточно, если ПирЕ не изолирован Инертсвинцовым изомером.
— Я же велел тебе молчать, — прорычал Дагенхем. — Это больше, чем идеализм.
— Ничего нет больше идеализма.
— Секрет Фойла больше, — пробормотал Йанг-Йовил. — ПирЕ сейчас сравнительно маловажен. — Он улыбнулся Фойлу. — Секретарь Шеффилда подслушал часть вашей милой беседы в соборе. Нам известно, что вы джантировали в космосе.
Воцарилась внезапная тишина.
— Джантация в космосе! — воскликнул Дагенхем. — Невозможно! Ты знаешь, что говоришь.
— Знаю. Фойл доказал: это возможно. Он джантировал на шестьсот тысяч миль от крейсера ВС до останков «Номада». Как я сказал, это гораздо важнее, чем ПирЕ. По моему мнению, этим и следует заняться в первую очередь.
— Тут каждый говорит только о том, что он хочет, — медленно произнесла Робин Уэднесбери. — Чего хочешь ты, Гулли Фойл?
— Спасибо тебе, — промолвил Фойл. — Я жажду понести наказание.
— Что?
— Хочу очищения, — продолжил он сдавленным голосом. Позорное клеймо стало проступать на его перебинтованном лице. — Хочу искупить содеянное, свести счеты. Хочу освободиться от своего тяжкого креста… Эта боль раскалывает мне спину. Хочу вернуться в Жофре Мартель, хочу, чтобы мне сделали лоботомию, если я этого заслуживаю… И я хочу знать. Я хочу…
— Вы ищите спасения, — перебил Дагенхем. — Спасения нет.
— Я хочу освобождения!
— Исключено, — отрезал Йанг-Йовил. — Ваша голова слишком ценна, чтобы отдавать ее на лоботомию.
— Нам не до простых детских понятий — преступление… наказание… — быстро вставил Дагенхем.
— Нет, — возразила Робин. — Должен быть грех, и должно быть прощение. Мы никогда не сможем преступить их.
— Нажива и убыток, грех и прощение, идеализм и практицизм… — горько улыбнулся Фойл. — Вы все так уверены, так прямодушны… А у меня лишь одни сомнения. Посмотрим, насколько вы действительно уверены… Итак, отдадите Оливию? Мне — да, так? А закону? Она — убийца.
Престейн попытался встать, но рухнул в кресло.
— Должно быть прощение, Робин? Ты простишь Оливию Престейн? Она убила твоих родных.
Робин смертельно побледнела.
— Вы, Йовил. У Внешних Спутников ПирЕ нет. Шеффилд признался в этом. Все равно будете испытывать его на них? Чтобы мое имя вспоминали рядом с именами Линча и Бойкота?
Фойл повернулся к Джизбелле.
— Вернешься ты ради своего идеализма в Жофре Мартель отсиживать свой срок до конца? А вы, Дагенхем, откажетесь от нее? Спокойно отпустите в тюрьму?… Жизнь так проста, — иронично продолжал он. — И это решение так просто, не правда ли? Уважить права Престейна? Благополучие планет? Идеалы Джизбеллы? Реализм Дагенхема? Совесть Робин? Нажмите на кнопку, робот дернется. Но ведь я-то не робот. Я выродок вселенной, мыслящее животное… Я пытаюсь разглядеть путь через эту трясину. Возвратить ПирЕ миру. И пусть он себя губит. Обучить мир джантации в космосе. И пусть он себе величаво ступает от галактики к галактике, распространяя повсюду заразу своего уродливого образа жизни? Каков же ответ?
Робот-бармен внезапно швырнул миксер через всю комнату. В последовавшей тишине надсадно прозвучал голос Дагенхема:
— Проклятье! Ваши куклы, Престейн, опять разладились от радиации.
— Ответ — «Да», — отчетливо произнес робот.
— Что? — ошарашенно спросил Фойл.
— Ответ на ваш вопрос — «Да».
— Спасибо, — сказал Фойл.
— Счастлив служить, — отозвался робот. — Человек в первую очередь — член общества, а уж потом индивидуум. И независимо от того, обречет ли себя общество на уничтожение или нет, вы должны оставаться с ним.
— Совсем спятил, — раздраженно бросил Дагенхем. — Выключите его, Престейн.
— Погодите, — остановил того Фойл, не сводя глаз с ослепительной улыбки, застывшей на металлическом лице робота. — Общество может быть таким тупым, таким бестолковым, таким запутавшимся… Ты свидетель нашего разговора.
— Верно, сэр, но вы должны учить, а не диктовать. Вы должны учить общество.
— Джантации в космосе? Зачем? Стоит ли нам рваться к звездам и галактикам? Ради чего?
— Потому что вы живы, сэр. С таким же успехом можно задаться вопросом «Ради чего жизнь?». Об этом обычно не спрашивают. Просто живут.
— Сумасшествие, — пробормотал Дагенхем.
— Но увлекательное, — заметил Йанг-Йовил.
— Жизнь должна быть больше, чем простое выживание, — сказал Фойл роботу.
— Тогда определите это «большее» для себя, сэр. Не требуйте от мира гибели, если у вас появились сомнения.
