Сергей Щеглов - Тень спрута
— Да ты что?! – возмутился Калашников. — Сдурел? Если они и в самом деле на этих планетах прячутся, то… — От избытка чувств Калашников даже слово не сразу подобрал. — Гуманисты, вот они кто! Ни разу в жизни по-настоящему не пуганые! Скорее бояться надо, чтобы они от страха в другую галактику не сбежали!
«А если ты ошибаешься?» — спокойно спросил даймон.
Калашников скрестил руки на груди:
— Ну вот что, дорогой даймон. Если ты меня подзуживаешь, то спасибо, но уже не надо. А если и в самом деле не понимаешь — тогда объясню. Но в последний раз. Объяснить?
«Объясни», — согласился даймон.
— Во-первых, письмо от Звездного Пророка, — сказал Калашников. — Следовательно, Звездная Россия здесь ни при чем, а если и при чем, то это еще доказывать надо. Во-вторых, я специально не все планеты перечислил. Намек: знаю больше, так что не дергайтесь. За мной миллион эрэсов, повинующихся каждому слову, и среди них триста тысяч роботов. Последним любую тайну доверить можно, и будут хоть десять миллиардов лет хранить, а если что не так, за счастье сочтут нуль-торпеду оседлать. Международные отношения — это тебе не уличный мордобой, тут первым нападать себе дороже. Поэтому не будет никакой третьей степени, гарантирую. Будут долгие и хитрые переговоры. Точнее, не очень хитрые, — поправился Калашников. — Прямо скажем, умом пустотные шейхи не блещут. Понятно?
«Понятно, — ответил даймон. — Вот теперь понятно, что письмо ты не с бухты-барахты придумал. А так бы ни за что не догадался. Ну что, отправляем?»
— Кого отправляем? — не понял Калашников.
«Письмо, — повторил даймон. — В Спонк Корпорацию. Я его немножко придержал, до выяснения».
3.
Калашников ожесточенно поскреб в затылке. Это что же получается, а? Штерн насчет даймона предупреждал, мол, без моего ведома настроение поправит; но чтобы письма задерживать, уговору не было!
«А ты поди, — пробурчал даймон, — поправь себе настроение! Тебя даже водка не берет, не то что психотропы. Так что я пас; буду теперь письма задерживать!»
Во нахал, подумал Калашников. А с другой стороны, почему бы и нет? Ведь если по правде, письмо я в запальчивости накатал, даже о собственной безопасности не подумав.
— Давай, давай, — одобрил Калашников. — За мной вообще глаз да глаз нужен! Между прочим, а где ты был, когда я своему заму по Церкви письмо писал? Не первое, а второе, насчет недельного поста и молитвы? Тоже не слишком-то безопасное предложение!
«Насчет поста и молитвы, — ответил даймон, — это завсегда правильно. Между прочим, тебе и самому не помешало бы».
— Совсем зарапортовался, — усмехнулся Калашников. — То бабу советуешь, то пост и молитву!
«А чего ж ты хочешь? — вздохнул даймон. — Я все-таки не чья-нибудь, а твоя копия!»
Калашников только рукой махнул. Даймон и впрямь оказался вторым Калашниковым: переспорить его было также невозможно, как и первого.
— Давай, отправляй письмо, — сказал Калашников. — Все равно я больше соображать не способен. Надоели мне эти шейхи, как трезвеннику собутыльники!
«Уже отправлено, — сообщил даймон. — Засим умолкаю».
Ну вот, подумал Калашников. Кажется, на сегодня все. Интересно, кто там у Лапина в гостях? И какая там у них застольная тема?
— Семен Петрович, — позвал Калашников, представив себе Лапина. — Можно к вам?
— Кстати будешь, — степенно пробасил Лапин. — Михалыч у меня нынче. Гозенфус!
Гозенфус, поинтересовался Калашников у Сети. Данила Михайлович, отозвалась Сеть, демонстрируя объемный портрет невысокого человека с длинным бледным лицом. Элфот Новосибирского Института Сравнительного Религиоведения, наиболее популярная работа — «За пределами веры. Математические религиозные системы».
Уж не моих ли верных роботов он в ней анализировал, подумал Калашников. А впрочем, сейчас узнаем! Может быть, пустотных шейхов я пока и не поймал, зато на телепорт уже точно заработал.
Мгновением спустя Калашников вышел из туманного прямоугольника и, поскрипывая свежей кирпичной крошкой, двинулся по тропинке к лапинскому дому. Еще метров за двадцать он услышал голоса споривших, а подойдя к веранде, убедился, что посиделки у Лапина на этот раз выдались весьма экспансивные.
— Звездный Пророк! — почти кричал похожий на индуса чернобородый мужчина. — Какое свинство! Какая вопиющая безответственность! Разрушить духовную жизнь без малого миллиона разумных существ — и чего ради? Ради звучной подписи к своим электронным письмам?!
Калашников поднялся по скрипучим ступенькам и подошел к ломящемуся от разносолов столу.
— Артем Калашников, — представился он. — Добрый вечер, Семен Петрович. Здравствуйте, Данила Михайлович. Здравствуйте… — Калашников посмотрел на бородача и сделал многозначительную паузу.
— Руфат Бахав, — отрубил бородач. — Вы что же, тот самый Калашников?
Калашников молча поклонился.
— Ну и какого черта? — воскликнул Бахав. — Зачем вы стали Звездным Пророком?!
Вас не спросил, хотел ответить Калашников. Но не смог.
На этот раз даймон сделал именно то, что от него требовалось. Калашников ощутил зверский аппетит и вместо грубого ответа аппетитно причмокнул губами. Ругань Бахава ничего не значила по сравнению с рассыпчатой вареной картошкой, сдобренной топленым маслом, нежной даже с виду селедочкой, пупырчатыми малосольными огурчиками и традиционными для водочного стола груздями в сметане.
Калашников уселся на свободное место, принял из рук сразу понравившегося ему Гозенфуса рюмку водки, хрустнул огурчиком и прищурил левый глаз.
— А вы сами как думаете? — спросил он, повернувшись к Руфату Бахаву.
— Никак не думаю, — отрезал Бахав. — Глупость вы сделали, Калашников, и притом глупость необратимую!
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Калашников. — Почему — глупость?!
— Объясни ему, Даня, — махнул рукой Бахав. — Я уж лучше помолчу!
Калашников повернулся к Гозенфусу.
— Как вы, наверное, знаете, — робко улыбнулся тот, — я в некотором роде специализируюсь на логически непротиворечивых религиозных системах. Если не вдаваться в подробности, то основным недостатком любой религии является неизменность принятой на веру модели мира. А поскольку мир наш постоянно меняется, каждая религия рано или поздно вступает с ним во все более серьезные противоречия и, пройдя болезненный период реформации, лишается своего творческого начала. Однако с математической точки зрения существует возможность построения такой религиозной системы, в которой модель мира является функцией от некоторого множества еще не произошедших событий. Такая модель мира, с одной стороны, может быть весьма жесткой — например, однозначно предсказывать второе пришествие мессии, — а с другой стороны, чрезвычайно гибкой — раз мессия до сих пор не пришел, значит, адепты веры неправильно практикуют его заветы! Долгое время подобные религиозные системы оставались предметом математического моделирования, пока в девятом году на планете УРТ не появилась Технотронная Церковь. Как вы наверняка знаете, в основу модели мира данной религии положен постулат о возрождении Звездного Пророка, которое надлежит приближать путем очистки помыслов и действий от всяческой скверны. В течение без малого полувека Техноцерковь успешно вербовала себе все новых и новых сторонников, чему немало способствовала простота и прямолинейность ее идеологии: истинный адепт Церкви всегда и во всем стремится исключительно к возрождению Пророка. А средство для этого одно: сделать окружающий мир столь прекрасным, чтобы Пророк захотел возродиться.