Александр Казанцев - Спустя тысячелетие
Галлей и Федоров стояли на дне расщелины: это было не русло протекавшей здесь когда-то реки, а, скорее всего, разлом, возникший во время землетрясения. Недаром островитяне не могли сколько-нибудь подробно описать этот будущий резервуар задуманной гидростанции.
Галлей запрокинул голову и вместо камешка увидел быстро приближающееся облако пыли.
Камнепад становился все страшнее. На узком дне ущелья деваться было некуда.
Федоров схватил Галлея за руку, стараясь оттащить друга под защиту нависающей скалы.
Но было уже поздно.
Каменная лавина обрушилась на разведчиков.
Каким-то чудом прыгающие камни пролетели мимо Федорова, но Галлея сбили с ног.
Через короткий миг Федоров увидел друга, лежащего на дне расщелины. Он был до пояса завален камнями.
— Вася, Вася! — склонился к нему Федоров. — Как ты? Больно?
— Придавило… однозначно… — с трудом выговорил Галлей.
Федоров стал яростно разбирать кучу камней, образовавшуюся над другом.
— Заметили мой камешек? — послышался голос Нади в браслете личной связи.
— Еще как заметили, — отозвался Федоров. — Вот только Васю лишь до половины теперь заметить можно.
— Что такое? Что за неуместные шутки?
— Камнепад, — односложно отозвался Федоров. — Завалило Васю до пояса.
— Это опасно? Как он? Ему больно?
— Должно быть. Я начал разбирать кучу, да больно велика она.
— Я сейчас, сейчас! Папа, я срочно спускаюсь. Нельзя терять ни минуты. Из-за меня Васю Галлея завалило камнями. Надо спасать его.
— Так побежали вниз! Надо спешить!
— Нет, беги один, я разом буду там.
— Ты с ума сошла! Неужели дельтаплан захватила? Ах вот почему ты в скафандр свой нарядилась!
— Там, в ранце, он и поместился, как прежний. На этот раз вместо Никитенка. Я же Крылова! Как мне без крыла?
И Надя, подбежав к краю обрыва, нажала кнопку. Над ее головой открылся, как древний зонтик, дельтаплан.
Крылов покачал головой и про себя заметил: «Ну и мастер же этот Демокрит!»
А Надя, чувствуя, что летит, умелой рукой управляла своим летательным аппаратом, маневрируя, чтобы не врезаться в обрывистые стены расщелины.
Приходилось спускаться зигзагами, резко креня крыло то в одну, то в другую сторону.
Федоров выпрямился, отбрасывая очередной камень и с тревогой наблюдая, как диковинная птица мечется между стенами ущелья, снижаясь.
Надя искусно приземлилась невдалеке от Федорова, пробежала несколько шагов, как спустившаяся крупная птица. И подошла к заваленному Галлею.
— Вася, милый! Как ты? Это я виновата.
— Прилетела… еще раз!.. — непонятно произнес он и добавил: — Это хорошо… Как раз хирургическая сестра может понадобиться.
— Ты сошел с ума, Вася! Мы сейчас освободим тебя.
— Все может быть. Как бы тебе не пришлось повторить сделанную мной после землетрясения операцию.
— Что?! — в ужасе воскликнула Надя. — Ампутировать тебе обе ноги?!
— Ну, может быть, одну, — успокоил Галлей. — Я сам… Нож есть… Ты поможешь…
Надя и Федор работали без устали. Камни разлетались от их молодых рук, как из катапульты. Большие глыбы приходилось отваливать вдвоем.
Когда Крылов спустился, как старый альпинист, по крутому, казалось, неприступному откосу, каменная куча заметно уменьшилась.
— Ну теперь мы быстро тебя освободим! — утешала Надя.
Галлей все крепился.
— Ну и молодец ты… Надя, — говорил он. — Однозначно, мне не от Кассиопеи нужно было… улетать…
— Не от Кассиопеи? — удивилась Надя, отбрасывая камень и вытирая пот со лба.
— Улетать надо было… только не от нее. А ты нагнала… в космосе, прилетела… Вот и теперь…
С помощью Крылова дело пошло быстрее. Вскоре заваленный Галлей был откопан.
— Эврика! — послышался внезапно бодрый голос Галлея. — Однозначно, нет худа без добра. Хорошо, что меня засыпало! Всю плотину можно камнепадами насыпать! Именно здесь. Как удачно Надя камень бросила!
Однако встать на ноги не мог.
— Не исключен перелом, — установил тоном врача Галлей.
— Мы отнесем тебя, Вася, — предложил Крылов. — Но до города очень далеко. Попросим Федю, как экстрасенса, снять твою боль.
Галлей отрицательно замотал головой.
— Я врач и звездонавт. Выдержу. Правда, придется вас, однозначно, оседлать.
Надя наклонилась к Галлею и сказала мягко:
— Вася! А если я попрошу?
— Попроси Луну с неба, достану! А мой организм чужому влиянию — ни Фединому, ни даже твоему — не поддается. Давняя клятва!
Крылов пожал плечами и заметил:
— Иначе он не был бы звездонавтом.
Вдвоем с Федоровым они сложили руки «носилками», в которые, как в седло, усадили упрямого пострадавшего и понесли. Надя шла рядом, не зная, как помочь мужчинам. Крылов сказал:
— Прямой дорогой до города ближе, но тоже достаточно далеко. Он, пожалуй, потеряет сознание. Да и проверить надо, только ли в ноге дело. Ты, Надя, иди в сторону. Вон туда. — И он мотнул головой. — Здесь до загородной Школы воспитания Человека много ближе. Приведи оттуда кого-нибудь нам в помощь.
— Там Никитенок! — почти обрадовалась Надя, сразу же устыдившись проявления чувств.
— Ну он-то не поможет, — усмехнулся старый Крылов.
— Я бегу, бегу… может быть, не разучилась еще бегать.
И она помчалась вперед, изредка оборачиваясь на несущих и теряющего сознание Галлея, слабо обнявшего за шеи товарищей.
Расположенная за городом, в огромном парке, Школа воспитания Человека, где закладывались основы нравственности и познаний островитян, к счастью, не пострадала от недавнего землетрясения.
Надя бежала и думала: а что, если старшеклассники вместе со своими педагогами и воспитателями еще не вернулись из города, где помогали его восстановлению? Тогда помочь будет некому.
Она знала, как много школьники сделали там, и понимала, что этот их общинный труд окажет большое влияние на их будущие характеры.
Надя подбежала к воротам кованой вязи (конечно, Демокритова работа) и увидела, что ей навстречу мчится ватага малышей, среди которых звездная мать сразу узнала своего Никитенка.
Он выскочил за ворота первым и повис у матери на шее, покрывая ее лицо поцелуями.
От него же она узнала, что все старшие и дяди-воспитатели вместе с учителями в городе, достраивают разрушенные дома.
— А нас, маленьких, не берут, — недовольно закончил он.
По лицу матери он сразу понял, что она огорчена.
— Почему? Почему? — дергал он ее за серебряный скафандр, который так любил.
