Айзек Азимов - Двухсотлетний человек
Протезы работали здесь при меньшей гравитации, и Эндрю провел на Луне пять лет, сотрудничая с местными протезологами. В свободное от работы время он бродил среди роботов, каждый из которых относился к нему с тем же подобострастием, что и к людям.
Он вернулся на Землю, тихую и скучную по сравнению с Луной, и посетил контору «Фейнголд и Чарни», чтобы сообщить о своем возвращении.
Нынешний глава фирмы Саймон де Лонг был удивлен.
— Нас информировали, — сказал он, — что ты возвращаешься, Эндрю (он едва не назвал его «мистер Мартин»), но мы не ждали тебя раньше следующей недели.
— Я стал раздражительным, — резко произнес Эндрю. Ему не терпелось высказаться. — На Луне, Саймон, я возглавлял исследовательскую группу из двадцати ученых. Людей, разумеется. Я отдавал распоряжения, с которыми никто не спорил. Роботы на Луне реагировали на меня как на человека. Почему же в таком случае я не человек?
В глазах де Лонга появилась настороженность.
— Мой дорогой Эндрю, — произнес он, — ты мне только что рассказал, что люди и роботы относились к тебе как к человеку. Следовательно, ты и есть человек — de facto.
— Быть человеком de facto недостаточно. Я хочу, чтобы со мной не только обращались как с человеком, но и признали таковым. Я хочу быть человеком de jure.
— Это уже другой вопрос, — сказал де Лонг. — Здесь мы столкнемся с предвзятостью и с тем несомненным фактом, что, как бы ты ни напоминал человека внешне, ты все же не человек.
— В каком смысле не человек? — спросил Эндрю. — Я имею внешность человека и эквивалентные ему органы. Мои органы практически идентичны некоторым из тех, что имеются у людей в качестве протезов. Я внес, как говорят, большой художественный, литературный и научный вклад в человеческую культуру. Что же еще требуется?
— Лично я ничего больше не требую. Проблема в том, чтодля признания тебя человеком потребуется акт Всемирной Легислатуры. Если честно, то я не верю, что это возможно.
— С кем из легислатуры я могу поговорить?
— Возможно, с председателем Комитета по науке и технике.
— Ты можешь устроить встречу?
— Вряд ли тебе нужен посредник. При твоем положении ты можешь…
— Нет. Ее организуешь т ы. (Ему даже не пришло в голову, что он прямо приказывает человеку. Он привык к этому на Луне.) Я хочу, чтобы он знал, что фирма «Фейнголд и Чарни» будет стоять до конца.
— Однако…
— До конца, Саймон. За 173 года я, кажется, немало сделал для процветания фирмы. Обстоятельства изменились, и я требую, чтобы мне уплатили долги.
— Я сделаю все, что смогу, — сказал де Лонг.
18
Председателем Комитета по науке и технике оказалась женщина из Восточной Азии. Ее звали Чи Ли-Хсинг, и ее прозрачные одеяния, лишь легкой дымкой скрывающие то, что она хотела скрыть, создавали впечатление, будто она обернута в пластиковую пленку.
— Я с симпатией отношусь к вашему желанию обладать всеми правами человека, — сказала она. — В истории были времена, когда за эти права боролись целые группы населения планеты. Но каких, собственно, прав вы можете желать сверх того, что уже имеете?
— Такой простой вещи, как право на жизнь. Робот может быть разобран в любой момент.
— Но человек тоже может быть в любой момент казнен.
— Казнь состоится только после приговора суда. Чтобы меня разобрать, никакого суда не требуется. Для того чтобы покончить со мной, достаточно лишь слова человека, обладающего властью. Кроме того… кроме того… — Эндрю отчаянно пытался скрыть мольбу, но тщательная тренировка в овладении различными выражениями лица и оттенками голоса оказала ему сейчас недобрую услугу. — Я хочу этого уже в течение жизни шести поколений.
Темные глаза Ли-Хсинг посмотрели на него с сочувствием.
— Легислатура может принять закон, объявляющий вас человеком, и с такой же легкостью издать другой закон, который признает человеком каменную статую. Однако сделают ли они это, одинаково вероятно и в первом случае, и во втором. Конгрессмены — такие же люди, как и все остальные, и им тоже присущ элемент подозрительности к роботам.
— Даже сейчас?
— Даже сейчас. Мы все признаем, что вы заслужили это право называться человеком, но остается страх создать нежелательный прецедент.
— Какой прецедент? Я единственный свободный робот, и других никогда не будет. Можете проконсультироваться в «Ю.С. Роботс».
— «Никогда» — это очень долго, Эндрю, или, если в ы так предпочитаете, мистер Мартин, — поскольку я с удовольствием удостаиваю рас своего личного посвящения в люди. Вы увидите, что большинство не захочет создавать прецедент, каким бы малосущественным он ни казался. Примите мои соболезнования, мистер Мартин, но я не могу вас обманывать. И в самом деле… — она откинулась назад и наморщила лоб. — В самом деле, если страсти слишком накалятся, может возникнуть определенное настроение в пользу того самого желания вас… разобрать. Именно это может показаться простейшим способом решения дилеммы. Так что примите это во внимание, прежде чем подталкивать события.
— И никто не вспомнит о технике протезологии? — спросил Эндрю.
— Быть может, это покажется вам жестоким — никто. Или если и вспомнят, то направят против вас же. Скажут, что это было частью кампании по роботизации людей или по гуманизации роботов. Вы еще никогда не были объектом кампании политической ненависти, мистер Мартин. Предупреждаю: вас будут поносить и оскорблять, и найдутся люди, которые этому поверят. Мистер Мартин, оставьте это. — Она встала и рядом с фигурой сидящего Эндрю показалась маленькой, как ребенок.
— Если я решу начать борьбу, — спросил он, — вы будете на моей стороне?
Она подумала, потом сказала:
— Буду. До тех пор, пока смогу. Если в определенный момент такая позиция станет угрожать моему политическому будущему, возможно, я откажусь, поскольку не считаю, что эта позиция лежит в основе моих убеждений. Я стараюсь быть предельно честной с вами.
— Спасибо. И я не стану просить большего. Я намерен бороться, несмотря на любые последствия, и прошу вашей помощи только до тех пор, пока вы сможете ее оказывать.
19
Это не была прямая схватка. «Фейнголд и Чарни» рекомендовала терпение, и Эндрю угрюмо пробурчал, что этого добра у него неограниченный запас. Потом юристы начали кампанию по локализации битвы.
Они выдвинули проект закона, согласно которому люди с протезом сердца освобождались от обязательств по уплате долгов на том основании, что обладание роботизированным органом отрицает принадлежность к человечеству, а вместе с ним и конституционные права человека.
