Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона
— Многое, но не все. Ни тогда, ни теперь я не воспринимал мир в черно-белых тонах и не запятнал себя ложью. Умолчание — это другая статья — было. И официальная риторика, пусть в гомеопатических дозах, тоже была. Куда от нее денешься? «Мы жили тогда на планете иной»… Так, кажется, у Георгия Иванова. В чем же раскаиваться? Жил, но не умер?.. Во Вьетнаме для этого было самое подходящее место. Бегая в туалет, надевали каски. А кассетное бомбометание? От улиц в Виньлине остались только полосы пепла. Как и все там, я жил глубоко под землей. Да, это была не моя война. И я не взял автомат, хотя мне предлагали. И нырял в болотную жижу, когда ваш вертолет, расчесывая тростник лопастями, палил сразу из двух пулеметов. В чем я должен раскаиваться? Из первых рук я знал о стратегическом плане вьетнамского руководства: сначала Юг, потом Лаос и Кампучия, а после — Таиланд и Бирма. Сказал ли я хоть слово в поддержку? Что же до симпатий к вьетнамцам, они были искренни. Мы ели из одного котла и в любой момент могли подорваться на одной и той же мине, что, впрочем, не мешало охранникам регулярно обыскивать мой чемодан и калечить транзистор. Вдруг я чего-то не то слушаю? Ничего, мы, россияне, привыкли ко всему. Молчали здесь, смолчим и там. Сопротивляться? Сопротивлялся, подчас отчаянно, но не переступая последней черты.
— Перед дыбой? Кажется, так называлось в старину?
— Черт его знает… На дыбу, может, и пошел, если бы сразу, так сказать, экспрессом, минуя ГУЛАГ. Ну, не готов к этой мерзости, не хочу и не могу… Вам понятно?
— Чего ж тут не понять?.. А сами вы понимали, что живете в фашистской стране? И писали, тем не менее, пламенные антифашистские книги? И до крови дрались за них?.. Простите, Тим, но где логика?
— Не все так однозначно, как вам кажется издалека. Была логика, потому что была надежда. Всего не расскажешь, не объяснишь. Не начинать же с Двадцатого съезда? Это все самому надо пережить. Никогда не забуду, как полетел из окна комитета комсомола портрет генералиссимуса… Давайте лучше распечатаем сей изумительный штоф? — Ратмир махнул рукой и потянулся за коробкой.
— Не стоит. Я, признаться, с некоторого времени не пью.
— Тогда кофе? Чай?
— Лучше чай, но немного погодя. Не возражаете? Хочется обстоятельно поговорить.
— Извините. Я вас совсем заболтал. Меня куда-то не туда повело. Вы, наверное, торопитесь?
— Напротив. Никуда не спешу. Мне интересно говорить с вами на самые разные темы. Впрочем, вы правы. Лучше сразу покончить с формальностями, чтобы вам не подумалось вдруг, будто от нашей вполне непринужденной болтовни зависит конечный результат. Я понимаю и одобряю вашу позицию. Лично для меня все давно ясно, и я готов подписать контракт. — Джонсон вновь раскрыл чемоданчик из крокодиловой кожи и выложил на стол пластиковый пакет. — Ознакомьтесь внимательно с каждым пунктом. На всякий случай здесь приложен русский перевод. За идентичность ручаюсь.
Мимолетно глянув на золотую монограмму, вдавленную в овальные пупырышки в бозе почившего аллигатора, Ратмир пролистал контракт. В нем было семьдесят четыре параграфа. Но вдуматься в них не хватало терпения. Ошеломила общая сумма $ 2 000 000. О сроках ли было задумываться? О процентах и обязательствах?
Джонсон оказался абсолютно прав, обмолвившись насчет мелочей. Руки чесались немедленно изобразить небрежную подпись. Не деньги, как таковые, манили — неслыханные! сумасшедшие! — адским соблазном, но возможности, скрытые в них. Казалось, что можно перевернуть горы. И билось сердце в суеверной надежде, что еще не все кончено, и Ника жива…
— Читайте внимательно. Наши законы — не чета российским, — . вновь предупредил Джонсон. — Нарушение условий чревато штрафами и неустойкой. Никаких средств не хватит. Прошу отнестись с максимальной серьезностью. Ну, не стану вам мешать. — Неуловимым движением тренированного атлета он легко отделился от кресла. — Позвольте полюбоваться вашими трофеями?
Истинную цену поделкам, изготовленным на потребу непритязательных туристов, можно было определить с первого взгляда. Но собранные вместе, они производили определенное впечатление, эти африканские, индийские, ланкийские, мексиканские маски, календарный круг ацтеков, чучело крокодила, примитивное оружие.
Непритязательные копии на папирусе — самое большее двадцать баксов за штуку — привлекли внимание Джонсона, прежде всего, своими сюжетами: крылатая волшебница Исида, обнаженная, усыпанная звездами Нут и длинный свиток из «Книги Мертвых», увековечивший первую в истории сцену загробного суда. Собакоголовый Анубис взвешивает сердца. Тот записывает грехи, зеленый Осирис готовится вынести приговор. И жуткая посмертная дрожь сотрясает обреченную душу… Да, сюжеты определенно свидетельствовали о целенаправленном выборе. Сколь много способны поведать вещи: шкура леопарада, пробитая, судя по зияющим дырам, копьем, тыква-горлянка из арсенала заклинателя змей, кожа сетчатого питона. Такое нынче навряд ли отыщешь в туристической лавчонке. Не те времена. Да и через таможню провезти надо уметь. Сразу видна разница между бездушной копией и подлинником, хранящим свою тайную ману.[43]
Джонсон по достоинству оценил китайский меч из нефрита. И бамбуковое огниво с ячьим хвостом. Особенно понравился круглый щит с серебряным солнцем. Любой этнографический музей был бы рад завладеть таким экспонатом.
«Из Тибета, Лаоса?.. У каждого предмета своя история. Заповедные горные тропы, непролазные джунгли, неведомые племена. Значит были встречи вдали от проезжих дорог, доверительные беседы возле костра, когда объясняться приходится больше знаками, чем словами, упоение экзотикой, приключения, риск. И это, пожалуй, главное».
Пломбированные копии критских и греческих ваз не привлекли внимания. Так же поверхностно скользнув по фигуркам из железного дерева и фаянсовым китайским божкам, Джонсон сосредоточился на изучении фотографий с автографами. Они запечатлели хозяина дома в тесном соседстве с писателями, астронавтами, религиозными лидерами. Джонсон легко узнал героев экипажа «Аполлон-11» с Армстронгом в центре, римского папу и далай-ламу Тибета, Айзека Азимова, Артура Кларка, Георгия Гречко и прочих знаменитостей. Крепкие рукопожатия, дружеские улыбки, комплиментарные посвящения. Воистину отголоски с другой планеты. Анубис взвешивает души, Тот записывает грехи…
«Что его заставляет ютиться в убогой квартирке? — думал Джонсон, глядя на снимок, на котором Борцов, облаченный в смокинг, принимал какой-то почетный приз. — И этот кошмарный дом?.. В Гарлеме, и то не увидишь такого. Даже нет пакетов для мусора…»
