Николай Гацунаев - Звездный скиталец
Симмонс пожал плечами.
- Что вам нужно?
- Мне нужны вы.
- Я? - Командир сдвинул фуражку на затылок. - Ну-ну. И зачем?
- Нам необходимо поговорить. - Симмонс вытер лицо платком, скомкал и сунул в карман. - Это в ваших интересах, поверьте. Можете обыскать. Оружия у меня нет.
- Сидорчук!
- Я здесь, товарищ командир!
- Если что - стреляй!
- Есть стрелять!
Командир подошел вплотную, похлопал Симмонса по карманам. Нащупал времятрон.
- Что это?
- Часы. - Симмонс достал времятрон, положил на ладонь. Карманные часы.
Командир повертел времятрон, возвратил владельцу.
- Сидорчук!
- Я!
- За дорогой наблюдай в оба.
- Есть наблюдать в оба, товарищ командир.
Командир еще раз смерил Симмонса испытующим взглядом.
- Ну что ж, говорить, так говорить. Идемте.
Минут десять спустя они сидели на поваленном дереве возле догоравшего костра в окружении красноармейцев, занятых, казалось бы, каждый своим делом, но внимательно наблюдавших за каждым движением Симмонса. Он то и дело ловил на себе их враждебные, настороженные взгляды.
Подавляя щемящее чувство тревоги, Симмонс старался говорить спокойно, тщательно обдумывал и взвешивал каждое слово, но чем дальше, тем больше убеждался в безнадежности своей затеи. Выражение лица командира не предвещало ничего хорошего: он явно не верил ни одному слову Симмонса и все больше утверждался в мысли, что Симмонс - агент английской разведки. Иначе зачем ему пытаться сорвать переговоры с Джунаидханом? Это теперь-то, когда перемирие нужно Народной Республике как воздух!
- Вы мне не верите... - Симмонс вздохнул и достал из кармана времятрон. - И совершенно напрасно не верите. Переговоры ничего не дадут. Погибнет весь отряд. И вы тоже. Зачем?
- Оракул! - процедил командир сквозь зубы. На скуластом лице резко обозначились желваки. - Пророк!
- Пророк! - кивнул Симмонс. - Хотите, докажу?
- Валяйте. - Командир усмехнулся и глянул по сторонам. Все было спокойно. - Валяйте, что же вы? Доказывайте.
- Пересядьте ко мне поближе,
- Пересел.
- Еще ближе.
- Ну, еще.
Симмонс обхватил командира за плечи и включил времятрон.
...Мемориальная доска из серого мрамора была вмонтирована в невысокий четырехгранный обелиск с жестяной пятиконечной звездой на вершине. У подножия обелиска лежали венки, много венков, перевитых алыми лентами.
Командир зажмурился и встряхнул головой.
- Что это? Где мы?
- В Хиве. - Симмонс помолчал. - Через год после гибели вашего отряда.
- Как вы сказали? - насторожился командир.
- Читайте. - Симмонс указал на мемориальную доску. - Я вас предупреждал.
Командир шагнул к обелиску, нагнулся, вглядываясь в надпись. Прошло несколько томительных секунд, показавшихся Симмонсу вечностью. Командир выпрямился. Не оборачиваясь, наощупь отыскал кобуру.
- Успокойтесь. - Симмонс на всякий случай отступил на шаг. - И не ищите маузер. Он остался там, в лагере.
Медленно, как-то всем корпусом сразу, командир повернулся к Симмонсу. На искаженном гримасой ярости лице слепо белели глаза.
- Успокойтесь, - повторил Симмонс, отступая еще на шаг и торопливо нащупывая в кармане времятрон. - Выслушайте меня, наконец, черт бы вас побрал!
Нечеловеческим усилием воли командир взял себя в руки, провел ладонью по лицу, стирая обильно проступивший пот, вдохнул и резко выдохнул. Глаза обрели осмысленное выражение.
- Понимаю ваше состояние, - продолжал Симмонс. - Такее трудно осмыслить... Ну, скажем, так: без соответствующей подготовки. Представляю, какой у вас сейчас хаос в голове. Ну так слушайте. Я - из далекого будущего. Турист, паломник, скиталец - выбирайте любое. Путешествую по эпохам.
- Зачем? - глухо спросил командир.
- Что "зачем"? - не понял Симмонс.
- Путешествуете зачем?
- А просто так. Нравится, вот и путешествую. Зачем цыгане кочуют с места на место? Не знаете? И они не знают. Со мной то же самое. Понятно?
Командир медленно кивнул.
- Не верите, по глазам вижу. А зря. Я ведь вам это на практике подтвердил. На год вперед перенес. - Симмонс мотнул головой в сторону обелиска. - Показал, что вас ждет, если меня не послушаетесь. Теперь решайте.
- Зачем это вам? - Командир закашлялся.
- Да что вы заладили, зачем да зачем? Спасти вас хочу. Симпатичны вы мне. Понятно?
Командир отрицательно качнул головой.
- С чего бы? Вы меня не знаете...
- Ошибаетесь, знаю. Строганов Владимир Михайлович. Родились в Воронеже в 1900 году. Я, батенька, и отца вашего знал, Михаила Степановича. Хотите опишу, как он выглядел? Широкоплечий, статный. Ростом повыше вас. Густые каштановые волосы, усы щеточкой. Слегка картавил...
- Довольно. - Строганов снял фуражку и провел рукой по остриженной под нулевку голове. - Чего вы хотите?
- Самую малость, - оживился Симмонс. - Хочу, чтобы вы вернулись в Хиву, не встретившись с Джунаидханом. Где у вас рандеву назначено? В Иланлы? Хотите, я вам в Тахте стычку с бандой Шаммы-кяля устрою? Вот вам и повод. Договорились? Э, батенька, да вы меня не слушаете! О чем задумались, если не секрет?
- Что обо мне в отряде сейчас говорят? - с горечью произнес Строганов. - Удрал неизвестно куда, дезертировал...
- Об этом можете не беспокоиться. Там еще и тридцати секунд не прошло. Никто ахнуть не успел. Ну так как, возвращаемся?
- Да!
- ...Надо же, померещилось! - Красноармеец Малов ошалело встряхнул головой и улыбнулся. - А я уж чуть было тревогу не поднял: только что тут сидели, и вдруг нет никого, один маузер валяется...
Командир молча подобрал маузер с земли и вложил в кобуру. Привычным движением разгладил складки гимнастерки под ремнем. Повернулся к Симмонсу.
- Вот что, гражданин, или господин, как вас там... За цирк спасибо. Лихо это у вас получается. А теперь сматывайтесь отсюда, пока я вас не расстрелял.
- Да вы что? - ахнул Симмонс. - Не поверили?
- Не имеет значения. У меня есть приказ, и я его выполню. Понятно? Любой ценой. Это мой революционный долг. Прощайте. Считаю до трех.
И он рывком опустил руку на кобуру.
Ванна наполнилась почти до краев, и хотя вода была горячая, Симмонс вдруг ощутил озноб. Осторожно, чтобы не плеснуть на пол, он приподнялся, сел и до отказа завернул кран с холодной водой. Из ванны повалил пар. Симмонс чертыхнулся и перекрыл горячую воду.
Там, в тугаях на краю Каракумов, замешкайся он, Симмонс, на минуту, сероглазый командир отряда застрелил бы его, не раздумывая. Симмонс скорее почувствовал, чем понял это, и медлить не стал. И только теперь, когда инцидент был уже позади, ощутил страх.
Пугал не только сам факт, что он, Симмонс, мог погибнуть, - пугающим было ощущение собственного бессилия понять непостижимую логику, а вернее, - полную нелогичность поведения Строганова.
