Курт Воннегут - Фантастические изобретения (сборник)
Карта была явно напечатана с ошибками.
— На прошлой неделе, — рассказывал мальчик, — я внес все эти изменения чернилами, а сейчас они уже стали неотъемлемой частью оригинала.
— Но как же это получается?
Юлиус насупился.
— Я думаю, что и прошлое в свою очередь влияет на будущее, только намного медленнее. В сущности моя теория исключительно проста, хотя я не могу вам ее объяснить. Ведь вы даже не знаете, что Е = mс" sup"[2]"/sup".
— Я знаю только одно, — ответил Эмиль, вскакивая со стула. — Я убил беднягу Морбиса. Я убийца!
— Э-э, не очень-то расстраивайтесь, — молвил мальчик. — Ведь если бы не я, и вас бы не было. И путешествие во времени вы совершили только потому, что я написал об этом на полях книги рядом с вашим именем.
— Рядом с моим именем?! — При упоминании о своей славе Эмиль загорелся. — Моим именем… Хм, печенья хочешь?
— Давайте.
И они принялись уминать за обе щеки кулинарные изделия вдовы Харт, еще и еще раз обсуждая теорию Юлиуса, пока Эмиль не решил, что он понял все. Разумеется, ему не очень-то понравилась мысль жить под властью будущего, но, если разобраться, это ничуть не хуже, чем жить под властью прошлого.
Доев печенье, Эмиль встал и распрощался с мальчиком. Он торопливо зашагал обратно в музей, уплатил за вход и, улучив момент, когда смотритель отвернулся, вскочил в свою машину. Юноша бешено крутанул педали и помчался назад, в 1875 год, и какое горделивое чувство охватило его, когда он узнал знакомые черты Джона Франклина!
"Я здоров, богат и мудр… вернее, скоро буду, — сказал про себя Эмиль. — Мой соперник исчез… я даже не могу припомнить его имя. И я обязательно буду знаменитым!"
Переодевшись в выходной костюм, он нарвал в саду у маменьки букет цветов и отправился в дом Пидов.
Мистер Пид сидел на веранде в качалке, усердно полируя трубку о собственный нос.
— Привет, молодой человек! — бросил он Эмилю. — Чего ради ты сегодня так разрядился?
— Я… я… — начал было юноша и вдруг сообразил, что не знает, о чем говорить. В самом деле, зачем он пришел к мистеру и миссис Пид?
— Я принес цветы вашей жене, — нашелся он наконец. — Из сада моей мамочки.
— Моей жене?! — изумился Пид, наклоняясь вперед, чтобы принять букет. — Да я же, сынок, не женат. Я…
Раздался легкий щелчок, вытянутая рука Пида стала прозрачной, и он вдруг исчез вместе с верандой и домом.
Кошмар! Эмиль кинулся домой проверить, жива ли его мамочка. Ведь нельзя предусмотреть, кто исчезнет следующим!
Он успокоился только тогда, когда увидел маленькую хрупкую фигурку, которая, ковыляя, вышла к нему с подносом в руках.
— Ну-ка, дай я тебе помогу, — сказал Эмиль, принимая поднос из ее натруженных рук.
— Лимонад и печенье? Ах, как ты добра, маменька!
И, наклонившись, он поцеловал ее в седой висок. С блаженной от счастья улыбкой старушка заковыляла назад в кухню, откуда доносился аромат свежеиспеченных сдобных булочек. Эмиль со страхом смотрел на нее, пока она не скрылась в дверях. Затем он, ясно представляя, что ему делать, вновь взобрался в машину времени и нажал на педали.
В библиотеке он прижал Юлиуса к стенке и потребовал объяснений.
— Чего вы от меня хотите? — спрашивал тот.
— Я, правда, не уверен, но мне казалось, что у Пидов есть дочь, и я считал себя влюбленным в нее. А тут оказывается, она куда-то у них исчезла, да и сами Пиды тоже исчезли. Уж не внес ли ты тут какие-то новые исправления?
— Так это же вы сами сделали. Вычеркнув Фентона или как там его, вы тем самым уничтожили единственное упоминание о девушке Мод, которая стала его женой. Понятно? Печенье захватили?
— Ты хочешь сказать, что так или иначе, а я потерял ее навсегда?
— Ум-гм, — ответил мальчик — рот у него был набит печеньем. — Уничтожение Мод ведет к уничтожению ее родителей, родителей ее родителей и так далее, вплоть до того момента, когда какой-то их предок окажется достаточно знаменитым, чтобы попасть на страницы вот этого Универсального синопсиса.
Харт с трудом мог уследить за его рассуждениями не только потому, что мальчик говорил, жуя печенье, но и потому, что ни Эмиль, ни Юлиус не могли ясно вспомнить, о ком идет речь. Как сказал Юлиус, все это ужасно мифично… или мистично…
Во всяком случае, Харт уразумел, что он потерял единственную девушку, которую когда-либо любил. Горе его не поддавалось описанию.
Эмиль понимал, что во всем виноват он сам. Если бы ему не захотелось так страстно хоть краем глаза увидеть золотые башни и зубчатые стены будущего! Если бы он удовольствовался малым! Гордыня сгубила его, та самая гордыня, которая никогда не доводит до добра.
Так какая же она была, та девушка, которую он любил? Он смутно припоминал ее красивые, как у лани, глаза, длинные волосы. Как же ее звали? В отчаянии он сжал голову и зарыдал.
— Послушайте, прочтите-ка вот что, — сказал Юлиус Допплер. — Может, это ободрит вас немного.
Перед удрученным юношей лежал том синопсиса на "Хан — Ха-руспекс", где он прочел следующее:
"Харт Эмиль (1857 — …) — изобретатель машины времени и единственный человек, которому удалось совершить путешествие во времени. Покинув 1875 год, он прибыл в 1935, где в публичной библиотеке встретил Юлиуса Допплера (см. соответствующий том), который объяснил ему суть знаменитого "эффекта Допплера" — влияние будущего на прошлое. Совершив ряд грубых ошибок, Харт наконец прочел собственную биографию в Универсальном синопсисе и, поняв, насколько это ему было доступно, что, прочти он об этом раньше, он мог бы избежать свершения роковой ошибки — уничтожения некоей, надо полагать, мифической женщины. Поняв все это, он, говорят, воскликнул:
— "Гром и молния! Почему я не догадался об этом раньше?!"
— Гром и молния! — воскликнул Эмиль, хлопнув себя по лбу. — Почему я не догадался об этом раньше?!
Однако о прошлых своих ошибках он не помянул ни словом, зная, что у него все впереди. Выхватив ручку у Юлиуса, который только что переделал павлинов на цыплят, Эмиль приписал на полях следующее:
"Попав в затруднительное положение, отважный изобретатель воссоздал по памяти любимую им девушку Хэйзел Пейд, включил ее в собственную биографию, и после краткого знакомства они поженились. Смелый Харт жил долго и был здоровым, богатым и умным…"
После минутного размышления Эмиль добавил:
"…И кто бы, и что бы ни написал здесь в будущем, ничто не должно измениться".
Затем, угостив Юлиуса остатками печенья, изобретатель отбыл в свой девятнадцатый век.
Она была в мастерской, его любимая кареглазая Хэйзел Пейд — точь-в-точь такая, какой он ее представлял. Встав на одно колено и отбросив непокорную прядь волос, Эмиль сказал:
