Рэй Брэдбери - Сборник 7 ДАЛЕКО ЗА ПОЛНОЧЬ
«…марсианские города – изумительные, неправдоподобные, точно камни, снесенные с горных вершин какой-то стремительной невероятной лавиной и застывшие наконец сверкающими россыпями…»
– Том! – вскрикнул старик.
– Все, – прозвучал в телефонной трубке голос Боултона.
Телетайп помедлил, отстучал еще слово и умолк.
– Том!!! – отчаянно закричал Филд.
Он стал трясти телетайп.
– Бесполезно, – сказал голос в трубке. – Он исчез. Я отключаю Машину Времени.
– Нет! Погодите!
– Но…
– Слышали, что я сказал? Погодите выключать! Может быть, он еще здесь.
– Его больше нет. Это бесполезно, энергия уходит впустую.
– Пускай уходит!
Филд швырнул трубку.
И повернулся к телетайпу, к незаконченной фразе.
– Ну же, Том, не могут они вот так от тебя отделаться, не поддавайся, мальчик, ну же, продолжай! Докажи им, Том, ты же молодчина, ты больше, чем Время и Пространство и все эти проклятые механизмы, у тебя такая силища, у тебя железная воля. Том, докажи им всем, не давай отправить тебя обратно!
Щелкнула клавиша телетайпа.
– Том, это ты?! – вне себя забормотал старик. – Ты еще можешь писать? Пиши, Том, не сдавайся, пока ты не опустил рук, тебя не могут отослать обратно, не могут!!!
– "В", – стукнула машина.
– Еще, Том, еще!
– "Дыхании", – отстучала она.
– Ну, ну?!
– "Марса", – напечатала машина и остановилась. Короткая тишина. Щелчок. И машина начала сызнова, с новой строчки:
«В дыхании Марса ощущаешь запах корицы и холодных пряных ветров, тех ветров, что вздымают летучую пыль, и омывают нетленные кости, и приносят пыльцу давным-давно отцветших цветов…»
– Том, ты еще жив!
Вместо ответа аппарат еще десять часов кряду взрывался лихорадочными приступами и отстучал шесть глав «Бегства от демонов».
– Сегодня уже полтора месяца, Боултон, целых полтора месяца, как Том полетел на Марс и на астероиды. Смотрите, вот рукописи. Десять тысяч слов в день, он не дает себе передышки, не знаю, когда он спит, успевает ли поесть, да это мне все равно, и ему тоже, ему одно важно – дописать, он ведь знает, что время не ждет.
– Непостижимо, – сказал Боултон. – Наши реле не выдержали, энергия упала. Мы изготовили для главного канала новые реле, которые обеспечивают надежность Элемента Времени, но ведь на это ушло три дня – и все-таки Вулф продержался! Видно, это зависит еще и от его личности, тут действует что-то такое, чего мы не предусмотрели. Здесь, в нашем времени, Вулф живет – и, оказывается, Прошлому не так-то легко его вернуть. Время не так податливо, как мы думали. Мы пользовались неправильным сравнением. Это не резинка. Это больше похоже на диффузию – взаимопроникновение жидких слоев. Прошлое как бы просачивается в Настоящее… Но все равно придется отослать его назад, мы не можем оставить его здесь: в Прошлом образуется пустота, все сместится и спутается. В сущности, Вулфа сейчас удерживает у нас только одно – он сам, его страсть, его работа. Дописав книгу, он ускользнет из нашего времени так же естественно, как выливается вода из стакана.
– Мне плевать, что, как и почему, – возразил Филд. – Я знаю одно: Том заканчивает свою книгу! У него все тот же талант и вдохновение и есть что-то еще, что-то новое, он ищет ценностей, которые превыше Пространства и Времени. Он написал психологический этюд о женщине, которая остается на Земле, когда отважные космонавты устремляются в Неизвестность, – это прекрасно написано, правдиво и тонко; Том назвал свой этюд «День ракеты», он описал всего лишь один день самой обыкновенной провинциалки, она живет у себя в доме, как жили ее прабабки – ведет хозяйство, растит детей… невиданный расцвет науки, грохот космических ракет, а ее жизнь почти такая же, как была у женщин в каменном веке. Том правдиво, тщательно и проникновенно описал ее порывы и разочарования. Или вот еще рукопись, называется «Индейцы». Тут он пишет о марсианах: они – индейцы космоса, их вытеснили и уничтожили, как в старину индейские племена – чероков, ирокезов, черноногих. Выпейте, Боултон, выпейте!
На исходе второго месяца Том Вулф возвратился на Землю.
Он вернулся в пламени, как в пламени улетал, шагами исполина он пересек космос и вступил в дом Генри Уильяма Филда, в библиотеку, где на полу громоздились кипы желтой бумаги, исчерканной карандашом либо покрытой строчками машинописи; груды эти предстояло разделить на шесть частей, они составляли шедевр, созданный с невероятной быстротой, нечеловечески упорным трудом, в постоянном сознании неумолимо уходящих минут.
Том Вулф возвратился на Землю, он стоял в библиотеке Филда и смотрел на громады, рожденные его сердцем и его рукой.
– Хочешь все это прочесть, Том? – спросил старик.
Но он покачал массивной головой, широкой ладонью откинул назад гриву темных волос.
– Нет, – сказал он. – Боюсь начинать. Если начну, захочу взять все это с собой. А мне ведь нельзя это забрать домой, правда?
– Нельзя, Том.
– А очень хочется.
– Ничего не поделаешь, нельзя. В тот год ты не написал нового романа. Что написано здесь, должно здесь и остаться, что написано там, должно остаться там. Ничего нельзя изменить.
– Понимаю, – с тяжелым вздохом Вулф опустился в кресло. – Устал я. Ужасно устал. Нелегко это было. Но и здорово! Который же сегодня день?
– Шестидесятый.
– Последний?
Старик кивнул, и долгие минуты оба молчали.
– Назад, в тысяча девятьсот тридцать восьмой, на кладбище, под камень, – сказал Том Вулф, закрыв глаза. – Не хочется мне. Лучше бы я про это не знал, страшно знать такое…
Голос его замер, он уткнулся лицом в широкие ладони, да так и застыл.
Дверь отворилась. Вошел Боултон со склянкой в руках и остановился за креслом Тома Вулфа.
– Что это у вас? – спросил старик Филд.
– Давно уничтоженный вирус, – ответил Боултон. – Пневмония. Очень древний и очень свирепый недуг. Когда мистер Вулф прибыл к нам, мне, разумеется, пришлось его вылечить, чтобы он мог справиться со своей работой; при нашей современной технике это было проще простого. Культуру микроба я сохранил. Теперь, когда мистер Вулф возвращается, надо будет заново привить ему пневмонию.
– А если не привить?
Том Вулф поднял голову.
– Если не привить, в тысяча девятьсот тридцать восьмом году он выздоровеет.
Том Вулф встал.
– То есть как? Выздоровею, стану на ноги – там, у себя, – буду здоров и натяну могильщикам нос?
– Совершенно верно.
Том Вулф уставился на склянку, рука его судорожно дернулась.
– Ну, а если я уничтожу этот ваш вирус и не дамся вам?
