Аркадий Стругацкий - Полдень, XXII век (Возвращение)
— Акулы, — сказал Кондратьев. — Тут как тут.
— Акулы — мерзость, — хрипло сказал Белов. — Вот кальмара жалко… Такой экземпляр! Варвар ты, Кондратьев… А вдруг он разумный?
Кондратьев промолчал и включил свет. Акико сидела, прислонившись к стене, склонив голову на плечо. Глаза ее были закрыты, рот полуоткрыт. Лоб, щеки, шея, голые руки и ноги лоснились от пота. Диктофон лежал под ногами. Кондратьев подобрал его. Акико открыла глаза и смущенно улыбнулась.
— Сейчас будем возвращаться, — сказал Кондратьев. Он подумал: «Завтра ночью спущусь и перебью остальных».
— Очень душно, товарищ субмарин-мастер, — сказала Акико.
— Еще бы, — сердито сказал Кондратьев. — И коньяк, и духи…
Акико опустила голову.
— Ну ничего, — сказал Кондратьев. — Сейчас будем возвращаться. Белов!
Белов не ответил. Кондратьев обернулся и увидел, что Белов поднял руку и ощупывает замок люка.
— Что ты делаешь, Белов? — спросил Кондратьев спокойно.
Белов повернул к нему серое лицо и сказал:
— Душно здесь. Надо открыть.
Кондратьев ударил его кулаком в грудь, и он упал навзничь, запрокинув острый кадык. Кондратьев торопливо отвернул кислородный кран, затем поднялся и, перегнувшись через Белова, осмотрел замок. Замок был в порядке. Тогда Кондратьев ткнул Белова пальцами под ребро. Акико следила за ним блестящими глазами.
— Товарищ Белов? — спросила она.
— Жареная утка, — сердито сказал Кондратьев. — И глубинная болезнь в придачу.
Белов вздохнул и сел. Глаза у него были сонные, он пощурился на Кондратьева, на Акико и сказал:
— Что случилось, друзья мои?
— Ты чуть не утопил нас, чревоугодник, — сказал Кондратьев.
Он поднял нос субмарины вертикально и начал подъем. Было четыре часа утра. Должно быть, «Кунашир» уже подошел к точке рандеву. Дышать в кабине было нечем. Ничего, скоро все кончится. Когда в кабине свет, стрелка батиметра кажется розоватой, а цифры — белыми. Шестьсот метров, пятьсот восемьдесят, пятьсот пятьдесят…
— Товарищ субмарин-мастер, — сказала Акико. — Можно спросить?
— Можно.
— Ведь это удача, что мы так скоро нашли ика?
— Это он нас нашел. Он, наверное, километров десять за нами тащился, присматривался. Кальмары всегда так.
— Кондратьев, — простонал Белов. — Нельзя ли поскорее?
— Нельзя, — сказал Кондратьев. — Терпи.
«Почему ему ничего не делается? — подумал Белов. — Может быть, он действительно железный? Или это привычка? Господи, только бы увидеть небо. Только бы увидеть небо, и я никогда больше не пойду в глубоководный поиск. Только бы удались фото. Я устал. А вот он совершенно не устал. Он сидит чуть ли не вверх ногами, и ему ничего не делается. А у меня от одного взгляда на то, как он сидит, начинается тошнота».
Триста метров.
— Кондратьев, — сказал Белов. — Что ты будешь делать завтра?
Кондратьев ответил:
— Утром придут Хен Чоль и Вальцев со своими субмаринами, а вечером мы прочешем впадину и перебьем остальных.
Завтра вечером он снова спустится в эту могилу. И он говорит это спокойно и с удовольствием.
— Акико-сан.
— Да, товарищ Белов?
— What are you going to do tomorrow?
Кондратьев взглянул на батиметр. Двести метров. Акико вздохнула.
— Не знаю, — сказала она.
Они замолчали. Они молчали до тех пор, пока субмарина не всплыла на поверхность.
— Открой люк, — сказал Кондратьев.
Субмарина закачалась на легкой волне.
Белов поднял руку, передвинул защелки замка и толкнул крышку.
Погода изменилась. Ветра больше не было, туч тоже не было. Звезды были маленькие и яркие, в небе висел огрызок луны. Океан лениво гнал небольшие светящиеся волны. Волны плескались и журчали у башенки люка.
Белов первым выкарабкался наружу, за ним вылезли Акико и Кондратьев. Белов сказал:
— Как хорошо!
Акико тоже сказала:
— Хорошо.
Кондратьев тоже подтвердил, что хорошо, и добавил, подумав:
— Просто замечательно.
— Разрешите, я искупаюсь, товарищ субмарин-мастер, — сказала Акико.
— Купайтесь, пожалуйста, — вежливо разрешил Кондратьев и отвернулся.
Акико разделась, сложила одежду на край люка и потрогала ногой воду.
Красный купальник на ней казался черным, а ноги и руки — неестественно белыми. Она подняла руки и бесшумно соскользнула в воду.
— Пойду-ка я тоже, — сказал Белов.
Он разделся и сполз в воду. Вода была теплая. Белов сплавал к корме и сказал:
— Замечательно. Ты прав, Кондратьев.
Затем он вспомнил лиловое щупальце толщиной с телеграфный столб и поспешно вскарабкался на субмарину. Подойдя к люку, на котором сидел Кондратьев, он сказал:
— Вода теплая, как парное молоко. Искупался бы.
Они молча сидели, пока Акико плескалась в воде. Голова ее черным пятном качалась на фоне светящихся волн.
— Завтра мы перебьем их всех, — сказал Кондратьев. — Всех, сколько их там осталось. Нужно торопиться. Киты подойдут через неделю.
Белов вздохнул и ничего не ответил. Акико подплыла и ухватилась за край люка.
— Товарищ субмарин-мастер, можно, завтра я опять с вами? — спросила она с отчаянной смелостью.
Кондратьев сказал медленно:
— Конечно, можно.
— Спасибо, товарищ субмарин-мастер.
На юге над горизонтом поднялся и уперся в небо луч прожектора. Это был сигнал с «Кунашира».
— Пошли, — сказал Кондратьев, поднимаясь. — Вылезайте, Акико-сан.
Он взял ее за руку и легко поднял из воды. Белов мрачно сообщил:
— Я посмотрю, какая получилась пленка. Если плохая, я тоже спущусь с вами.
— Только без коньяка, — сказал Кондратьев.
— И без духов, — добавила Акико.
— И вообще я попрошусь к Хен Чолю, — сказал Белов. — Втроем в этих кабинах слишком тесно.
ЗАГАДКА ЗАДНЕЙ НОГИ
— Ваша первая книга мне не понравилась, — сказал Парнкала. — В ней нет ничего, что могло бы поразить воображение серьезного человека.
Они лежали в шезлонгах под выцветшим горячим тентом на веранде поста Колд Крик — биотехник Гибсонского заповедника Жан Парнкала и корреспондент Европейского информационного центра писатель Евгений Славин. На низком столике между шезлонгами стоял запотевший пятилитровый сифон. Пост Колд Крик располагался на вершине холма, и с веранды открывался отличный вид на знойную сине-зеленую саванну Западной Австралии.
— Книга обязательно должна будить воображение, — продолжал Парнкала, — иначе это не книга, а дурной учебник. Собственно, можно выразиться так: назначение книги — будить воображение читателя. Правда, ваша первая книга была призвана выполнить и другую, не менее важную задачу, а именно: донести до нас точку зрения человека вашей героической эпохи. Я много ждал от этой книги, но — увы! — видимо, в процессе работы вы утратили эту самую точку зрения. Вы слишком впечатлительны, друг Женя!
