Стивен Барнс - Плоть и серебро
— Хорошо.
Она снова села на краешек стула, будто готовая вскочить и бежать. Ее нервозность была заметна до боли. Ясно, что она себя на что-то настраивала, и было нетрудно догадаться на что.
К счастью, он знал, как решить сразу оба вопроса. Встречу он решил сделать короткой и официальной. Почему-то это не вышло, но так может оказаться даже и лучше.
— Ну что ж, Ангел, — сказал он, — наверное, мы должны эту чудесную вещь попробовать. Как тебе эта мысль?
— Я не пью… — Она сделала беспомощный жест, чуть приподняла ладони и плечи. — То есть я не знаю как. Я никогда раньше не употребляла алкоголь.
— Тогда самое время узнать как. — Он нашел две чашки, поставил их на стол, потом сорвал с бутылки крышку. — Не волнуйся, ты в руках очень опытного преподавателя.
Через полчаса Марши валялся в кресле, держа в руках чашку и положив ноги на стол между собой и диваном. Чувствовал он себя отлично. Скотч оказался еще лучше, чем он думал, вкус и букет несравненно приятные, но в голову ударило как древним шотландским тараном.
Ангел не знала точно, понравился ей вкус или нет, но скромное количество, которое она приняла, сильно на нее подействовало. Удивляться не приходится: виски высшего качества — не лучший выбор для начинающего.
Ее прежняя нервозность сменилась почти кошачьей непринужденностью. Она развалилась напротив дивана, сонными глазами и с блуждающей улыбкой глядя перед собой.
Марши сделал еще глоток, наслаждаясь вкусом и разглядывая свою собутыльницу.
Хотя эта мысль и не была особо уютной, пришлось признать, что собутыльница хороша. Черт возьми, она просто красива! Кто мог бы подумать, что под этим татуированным кошмаром было такое милое лицо?
Подпиленные зубы и заменявшая один глаз линза не слишком портили ее красоту. Это вполне курабельные состояния, которые глаза Марши исключили автоматически. Ему даже стали как-то нравиться ее зубы. А экзот показывал ее фигуру достаточно, чтобы вызвать интерес к тому, что спрятано. Она пришла во взятом откуда-то жемчужном колье. Нитка болталась над одной из маленьких грудей так, что почему-то его глаза все время к ней возвращались.
Внешний вид был только малой частью ее привлекательности. Была в ней и свежесть, и обольстительная невинность. Манящая уязвимость, полностью противоположная несокрушимости охватывающей ее тело брони.
И еще было ее желание сделать ему приятное. Почтение, восторг и — да, даже любовь светились в ее глазах, когда она смотрела на него. Тут любому мужчине трудно было бы устоять. Особенно такому, у которого за плечами было слишком много лет целомудрия. Для него она была так устрашающе заманчива, что он не разрешал себе быть около нее.
Огорченное удивление, которое появилось у нее в лице и в глазах, когда он стал держать ее на расстоянии вытянутой руки, заставляло его чувствовать себя чудовищем вроде ее прежнего господина. Но это было необходимо. Он знал, что она не понимает, почему он от нее отгородился, и сомневался, что мог бы это объяснить. Она была так молода и неопытна, что для нее не было невозможного.
Он же был достаточно стар, чтобы знать, что таковое в жизни бывает.
И все равно невозможная и так чертовски соблазнительная мысль попросить ее лететь с ним возвращалась снова и снова. Обычно он давил эту мысль, как только она вползала в сознание, но сейчас, когда он видел девушку перед собой во всем блеске, это было затруднительно. Выпитый скотч тоже делу не помогал. Наоборот, он помогал воображению перехлестнуть через низкие и протекающие дамбы запретов.
Он был вынужден признаться сам себе, что устал от одиночества. Может, здешняя многолюдность и больше, чем он может сейчас выдержать, но перспективу возвращения в герметическое одиночество графика маршрутов он воспринимал в лучшем случае с тупым смирением, да и то для этого уже сейчас требовалась поддержка старого друга — алкоголя. Как бы все ни переменилось, а жизнь его во многом останется такой же.
Марши еще глотнул, глядя в стакан и чувствуя, что настроение у него мрачнеет.
Нечего терзать себя мечтами. Он возвращается к челночным перелетам от больницы к больнице, от пациента к пациенту, и снова главное — это будет пережидание удушающих промежуточных периодов.
Как этот стакан в руке. Почти пустой, сохраняющий только на мутном дне вкус того, что нужно Марши, чтобы мириться с жизнью. Достаточно противно, что так должен жить он. Но втянуть в такую жизнь еще кого-то?
Сейчас у нее есть шанс вести нормальную жизнь. Отобрать этот шанс — себялюбиво и жестоко. Если не вообще преступно. Она должна остаться. Он должен улететь. Конец сказки.
— А ты не можешь остаться на Ананке?
Марши мигнул в замешательстве. Вопрос возник из его собственных несдержанных мыслей, но он, кажется, не произнес его вслух. Марши поднял глаза на Ангела. Она свернулась на диване, охватив себя руками, будто от холода, и крепко зажмурив зеленый глаз.
Нетрудно было догадаться, что вопрос, смазанный алкоголем, выскользнул из ее мозга на язык. Можно было ответить или притвориться, что он не слышал. Если переспросить, что она сказала, она может ответить «ничего» и вопрос снимется. Но он в этом сомневался. Этого момента он давно боялся, понимая, что рано или поздно он наступит.
Он решил ответить, настолько же, чтобы объяснить ей, насколько и чтобы напомнить самому себе.
— Я хотел бы. — Произнеся это вслух, он сам понял, насколько это верно. Но опять-таки есть вещи возможные, а есть невозможные. Эта — невозможна.
Она ссутулила плечи, будто вбирая его ответ.
— А почему не можешь? — спросила она чуть громче шепота. — Докторам нельзя оставаться на одном месте?
Марши глядел на свои серебряные руки, на полированный металл, отражающий его искаженное лицо, напоминающий ему, что у него нет другого выбора, кроме как быть тем, кем эти руки его сделали.
— Таким, как я — нет. По крайней мере пока нет. Нас не слишком много, и у нас есть долг, который надо исполнять там, где мы нужнее всего.
— А его нельзя исполнить как-то по-другому?
Он пожал плечами:
— Может быть, и можно. Я на самом деле не знаю. Сейчас нас пересылают с места на место, потому что это лучший, наиболее эффективный способ нас использовать.
— Понимаю. — Она выпрямилась и посмотрела ему в глаза. — Система Брата Кулака тоже использовала каждого очень эффективно.
Он покачал головой:
— Это не одно и то же.
Зеленый глаз ее прищурился, фиксируя Марши так же не мигая, как стеклянная линза вместо другого.
— В самом деле?
— Нет! — фыркнул он. — И близко нет.
