Айзек Азимов - Основание
Мэллоу поставил трубки одну на другую вертикально, и одним движением аппарата произвел сварку. Не было заметно даже шва!
Мэллоу оглядел всех присутствующих, начал было свою речь и внезапно замолк на первом же слове. У него похолодело в груди.
Во всеобщем возбуждении один из телохранителей Комдора подошел поближе, чтобы лучше видеть, и Мэллоу впервые находился на таком расстоянии, чтобы во всех деталях рассмотреть незнакомое ему ручное оружие.
Оно было атомным! Ошибки быть не могло. Обычные пистолеты просто не могли иметь дуло такой формы. Но самое главное было не в этом совсем даже не в этом.
На рукоятках этих бластеров, на глубоко врезанной золотой пластинке стояла эмблема Звездолет и Солнце.
Та самая эмблема Звездолета и Солнца, которой был проштампован каждый огромный том Энциклопедии Основания, уже начатой, но еще незаконченной.
Та самая эмблема Звездолета и Солнца, которая развевалась на знаменах Галактической Империи уже тысячу лет.
Мэллоу продолжал говорить и думать одновременно. — А теперь испытайте эту трубу! Она стала единым целым! Она, естественно, не идеальна — соединение не должно производиться вручную.
Больше задерживаться не имело смысла. Все кончилось. Мэллоу получил то, что хотел. Его мозг занимала лишь одна мысль: золотистый шар с его прямыми лучами и наклоненная сигара звездолета.
Звездолет и Солнце Империи!
Империя! Эти слова холодили душу. Полтора века прошло, но Империя все еще жива, где-то глубоко, в самом центре Галактики. И она вновь появилась на Периферии.
Мэллоу улыбнулся.
9
«Дальняя Звезда» уже два дня как была в космосе, когда Хобер Мэллоу находясь в своей личной каюте с лейтенантом Драфтом, протянул ему запечатанный конверт, рулон микропленки и серебряный цилиндрик.
— Спустя ровно час, лейтенант, вы приступите к выполнению обязанностей командира корабля, вплоть до моего возвращения, или навсегда.
Драфт попытался было встать, но Мэллоу удержал его.
— Сидите и слушайте. В конверте вы найдете координаты планеты, к которой вам надлежит следовать. Там вы будете ждать меня в течении двух месяцев. Если Основание обнаружит вас до того, как истечет двухмесячный срок, микрофильм — это мой отчет об экспедиции. Если же однако, — тут его голос помрачнел, — я не вернусь через два месяца, а звездолеты Основания вас не обнаружат, летите на планету Терминус и отдайте в качестве моего отчета капсулу. Вы меня поняли?
— Да, сэр.
— Ни вы, ни ваши люди не должны говорить ничего такого, что противоречило бы моему официальному рапорту.
— А если нас будут спрашивать, сэр?
— В таком случае вы ничего не знаете.
— Есть, сэр.
На этом интервью закончилось и ровно через пятьдесят минут от «Дальней Звезды» мягко отвалила средних размеров спасательная шлюпка.
10
Онум Бар был стар, слишком стар, чтобы бояться. Со времени последнего распределения он жил на клочке земли с теми своими книгами, которые спас от уничтожения. Ему нечего было бояться потерять свою жизнь, и поэтому он смотрел на вторгнувшегося к нему незнакомца без страха.
— Дверь была открыта, — объяснил незнакомец.
Он говорил с каким-то странным лающим акцентом, и Бар первым делом обратил внимание, что на его бедре висит странный серо-стальной бластер. В полутьме комнаты Бар заметил и слабое мерцание силового поля, окружающего человека.
— Какой смысл ее закрывать? — слабо ответил он. — Вам что-нибудь от меня нужно?
— Да.
Незнакомец остался стоять в центре комнаты. Он был высокого роста и широкоплеч.
— Ваш дом — единственный во всей округе.
— Здесь уединенное место, — согласился Бар.
— Но к востоку отсюда есть город. Если хотите, я покажу.
— Потом. Могу я присесть?
— Если кресла вас выдержат, — серьезным тоном ответил старик.
Они были стары и изношены, как и он сам. Реликвии прежней молодости.
— Меня зовут Хобер Мэллоу, — сказал незнакомец. — Я прилетел из далекой провинции. Бар кивнул головой и улыбнулся. — Я давно это понял по вашему акценту. Меня зовут Онум Бар. Я с планеты Сивенна и когда-то был принцем Империи.
— Значит, это Сивенна. У меня, к сожалению, только старые карты.
— Они должны быть достаточно стары для того, чтобы положение звезд изменилось. Пока незнакомец оглядывался, Бар сидел в своем кресле совершенно спокойно. Он заметил что защитное силовое поле человека исчезло, и сухо отметил, что его жалкая персона не вызывала уже страха у его недругов.
— Дом мой беден и я получаю совсем мало, — сказал он. — Вы можете разделить со мной скудный обед, если только ваш желудок переварит черный хлеб и сухое зерно.
Мэллоу покачал головой.
— Спасибо, я уже обедал, и к тому же мне некогда. Единственное что мне нужно, это добраться до места, где находится ваше правительство.
— Это мне легко вам показать и, хотя я беден, это ничем мне не грозит. Вы хотите знать, где столица планеты или где столица Имперского Сектора?
Глаза молодого человека сузились.
— Сивенна. Но планета уже не является столицей Норманского Сектора. Ваши звездные карты все-таки вас обманули. Звезды могут не меняться столетиями, но политические границы текучи.
— Плохо, очень плохо. А новая столица далеко?
— На Орше II. В двадцати парсеках. Вы найдете ее на своей карте. Кстати, как давно она издана?
— Сто пятьдесят лет назад.
— Так давно?
Старик вздохнул.
— С тех пор так много произошло. Вы знакомы с нашей историей?
Мэллоу медленно покачал головой.
— Тогда вы счастливчик, — сказал Бор. — Для провинции настали тяжелые времена, и немного полегче стало только во время императора Станнела IV, а он умер пятьдесят лет тому назад. С тех пор — восстания и разруха, разруха и восстания.
Про себя Бар подумал, не стал ли он слишком болтливым. Он жил слишком одиноко и так редко удавалось перекинуться словечком с живым человеком.
С внезапным интересом Мэллоу резко спросил:
— Разруха? Вы говорите так, как будто все провинции полностью истощены.
— Возможно, не полностью. Нужно много времени, чтобы целиком истощить физические ресурсы двадцати пяти первоклассных планет. Но по сравнению с благосостоянием прошлого столетия, мы, конечно, резко опустились и улучшения пока что незаметно. Но почему вы так заинтересовались, молодой человек? Вы здоровый и сильный, и в глазах ваших сверкает сама жизнь!
Торговец чуть было не покраснел, когда в выцветшие глаза, казалось, заглянули глубоко в его душу и улыбнулись тому, что там увидели.
