Сахаров Василий - Война людей
– Мирон! – окликнул Сергея друг, Миша Болотников. – Прячься за броню!
Тем временем БТРы выкатились вперед. Омоновцы попрятались за броневики, и пока Орлов запрашивал указания из штаба, Миронов и Болотников вслушивались в выкрики бунтарей:
– Мочи полицаев!
– Суки ментовские!
– Холуи жидовские!
– Шкуры продажные!
– Подстилки чурбанские!
– Долой Путцера и воров!
– Это наш город!
– За Русь!
– Каратели!
– За Родину!
Болотников ткнул Миронова в бок и, перекрывая шум толпы и грохот падающих на бронетранспортер камней, сказал:
– Слышал? Это все про нас!
– Понятно, что не про китайцев! – отозвался Сергей и добавил: – Крови не хочется!
– Ничего! Сейчас бэтэры пулеметами чихнут и толпа разбежится! А потом возьмем техникум и передышка!
– Хорошо бы!
Словно вторя словам бойцов, тяжелые пулеметы БТРов открыли огонь. Стрелки били поверх голов, чтобы напугать толпу, и она дрогнула. Сбивая друг друга с ног, молодняк начал разбегаться, но одновременно с этим по омоновцам начали стрелять из окон близлежащего здания.
Над головой Миронова просвистел заряд картечи, который дал рикошет от брони и задел Болотникова.
– Блядь! – прижимая к разорванной щеке перчатку, воскликнул боец.
– Сейчас, друган! Потерпи!
Миронов рванул из кармана ИПП и наклонился к Болотникову, но из дома вниз метнули бутылку с горючкой, которая разбилась возле БТРа и несколько капель жидкости попало на Сергея.
– А-а-а!!! – закричал Миронов, когда горючая смесь пропалила его одежду и соприкоснулась с телом, и он от бедра полоснул длинной очередью по окнам.
Вниз посыпались выбитые стекла, и на тротуар упал человек в темно-синем бушлате. В его правой руке была еще одна бутылка с огненной смесью и запал горел. Поэтому, когда стекло лопнуло, бутылка полыхнула ярким пламенем, которое охватило раненного метателя. И, кинув взгляд на катающегося по асфальту заживо горящего человека, Мирону почудилось, что это Колька.
– Братан! – прошептал Мирон и всмотрелся в лицо живого факела.
Нет. Это был не Колька. Просто парень, который на него похож. Самый обычный русский парнишка, голос которого вскоре смолк, он пару раз дернулся, откинул от себя что-то круглое и замер.
– Мирон, очнись! – бойца окликнул Орлов. – Слева!
Слегка припаленный боец пришел в себя. Ствол автомата сместился влево, и он увидел, как от памятника воинам-интернационалистам к омоновцам бегут три молодых парня. У одного в руках была винтовка, а у двоих охотничьи ружья, и омоновец был готов свалить их, но они не стреляли, а рванули в сторону и исчезли за углом.
После этого бой прекратился, наступила относительная тишина, и командир взвода прокричал Мирону:
– Почему не стрелял!?
Сержант покачал головой:
– Они мне не враги.
– А кто тебе враги!?
Боец пожал плечами:
– Наверное, ваххабиты, террористы всякие, бандиты, натовцы, наркоторговцы. Но не эти дети. Я своих, русских, убивать не подписывался. Мы же не крысы, капитан, и не чурки дикие.
Было, Орлов открыл рот, чтобы приложить бойца парой матерных слов. Однако он не успел. Из дома, который омоновцы только что обстреляли, выскочила молодая полная девушка, и она бросилась к догорающему на тротуаре трупу.
– Пе-тя!!!
Звонкий голос разнесся над улицей и сердце Мирона дрогнуло. Ему стало не по себе, и тут девушка подхватила то, что в последний момент откинул парень. Это была граната Ф-1, и кто-то из омоновцев закричал:
– Брось, дура! Брось!
Но девушка его, словно не слышала. Она, будто в полусне, разогнула усики запала и потянула на себя кольцо.
"Что же это творится? – пронеслась в голове Мирона мысль. – Почему так? Ради чего мы убиваем своих сограждан? Ведь это никакие не экстремисты и не террористы. Блядь! Неужели я как сучара безродная буду стрелять в своих земляков ради денег? Нет. Не по мне такие дела. Да и остальным, наверняка, подобное не по нутру".
Снова раздался крик:
– Брось! Последний раз говорю!
Результат нулевой и тогда раздался выстрел. Стрелял Орлов, который попал девушке в ногу и она упала. Граната все еще оставалась у нее в руках, но Мирон подскочил к девчонке, разжал пальцы и вынул из ее ладони опасную игрушку. А затем он посмотрел на капитана, который был бледен словно смерть, и на автомате доставал рацию. После чего, поколебавшись, Орлов все-таки нажал клавишу передачи сигнала и произнес:
– Это "Орел-1". Мы отходим!
– В чем дело, "Орел"!? – прохрипела рация.
– Мы не каратели. Против своих воевать не станем.
– "Орел-1" это невыполнение приказа Верховного Главнокомандующего.
Капитан не ответил, а оглядел своих бойцов и приказал отступать.
Бронетранспортеры развернулись. Раненую девушку перевязали и положили внутрь, а бойцы залезли на броню.
Взревели движки БТРов. Позади вновь собиралась толпа, которая двинулась вслед за бронетранспортерами, а по рации звучали доклады командиров групп и штурмовых взводов, которые слышали переговоры омоновца и штаба:
– "Алмаз-23" отход! Тут какие-то дети с пукалками в руках! Если они кому-то и враги, то не мне!
– "Карачай-5" отступаем!
– "Синица-17" это не наша война!
– Всем "совам" отход!
Через сто пятьдесят метров БТРы уперлись в бойцов ЧВК "Омикрон", которые двигались за омоновцами, и офицер наемников, с заметным прибалтийским акцентом воскликнул:
– Куда!? Назад! Это приказ!
– А ты кто такой, чтобы мне приказы отдавать!? – Орлов оскалился и, не слезая с брони, передернут затвор автомата: – С дороги чухонец! Задавим!
Прибалт или кто он там, вжал голову в плечи и отодвинулся. Остальные наемники сделали то же самое и бронетранспортеры продолжили движение. Так из-за одного срыва первое наступление на город провалилось и на следующий день в него входили исключительно наемники.
Глава 15.
Первые сутки своего пребывания в Невинномысске Андрей Черкашин запомнил плохо. Суета и беготня. Все куда-то спешили и что-то тянули. В городе не стихала стрельба, а в морозном воздухе витал едкий запах гари, и среди всего этого хаоса был он, человек, судьба которого по большому счету никого не интересовала, разве только Холостякова. И Черкашин никак не мог сориентироваться и определиться, ради чего он оказался здесь и как ему поступать. Поэтому парень делал то, что ему приказывали, иногда вел видеосъемку и старался не отрываться от своей группы. Это инстинкт выживания, ведь быть в стае естественно для любого человека, и судьба была к нему благосклонна. Андрей не участвовал в столкновениях за Фабрику, где местные жители пытались самостоятельно и сходу подавить сопротивление закрепившихся там кавказцев, и он не попал на баррикады в районе Третьего Интернационала и Партизанской, когда городская молодежь встретила омоновцев и военных.
