Юрий Брайдер - Гвоздь в башке. Враг за Гималаями. За веру, царя и социалистическое отечество
Короче, народ-предтеча. Народ-избранник. Лучше и не скажешь. Да только известно о нем не так уж много. Ведь даже Геродот, описывавший историю Древнего Египта, пользовался в основном непроверенными слухами. Ну а его эпигоны вплоть до самого последнего времени вообще дурью маялись. Вместо того чтобы искать истину, напускали туман.
Сразу признаюсь, что египтяне произвели на меня весьма благоприятное впечатление. Люди как люди – не арийцы, конечно, но и не азиаты. Сухощавые, стройные, безбородые, со смуглой кожей, действительно имевшей красноватый оттенок. Никакого сравнения с финикийцами, каждый второй из которых был, кстати, если не боров, так тюлень. И одеты просто, без причуд. Гребцы, честно говоря, вообще почти не одеты, хорошо еще, что срам прикрыт. Зато воины щеголяют в бронзовых шлемах, защищающих не только голову, но и шею, а их чресла прикрывают кожаные передники. Роль панцирей выполняют широкие перевязи, перекрещенные на груди.
Что касается вооружения египтян, то оно состояло из серповидных мечей с длинными рукоятками, боевых дубинок и метательных палок, по сути дела являвшихся одной из разновидностей бумеранга. Копья, щиты и луки имелись у немногих.
В отличие от киммерийцев, этот народ нельзя было назвать малоразговорчивым. Гребцы покрикивали на крокодилов, нагло мешавших судоходству, воины – на гребцов и друг на друга, а командиры, которых можно было легко отличить по богатым украшениям на груди и пышным плюмажам, – те вообще обкладывали древнеегипетским матом всех подряд, начиная от крокодилов и кончая нашим многоуважаемым капитаном.
Сильно выражались ребята, это у них не отнимешь. И слов много знали, недаром ведь считались самым цивилизованным народом своего времени.
Но что это были за слова! Шипение и цоканье, гортанный клекот и скрипучее ворчание. Прямо не язык, а какая-то модернистская симфония. Нет, нормальному человеку такой язык освоить невозможно! У меня-то и с английским всегда были проблемы…
Навстречу нам выплыл еще один папирусный матрас, но на сей раз такой огромный, что с ним невозможно было разминуться.
Воины на конвойных кораблях заорали пуще прежнего. Даже флегматичных крокодилов напугали. Некоторые (не крокодилы, а воины) с грозным видом целились в нас из луков.
Тут уж финикийцы засуетились. Гребцы подняли вверх весла, а все, кто был на юте, включая капитана, налегли на кормило, направляя судно к берегу.
Мы причалили к широкой дамбе, за которой начинались бескрайние болота, пестреющие водяными лилиями. Никогда бы не подумал, что Древний Египет так похож на наше Васюганье. Или это только здесь, в Дельте.
Встречный корабль тоже остановился, и его высоко задранный нос, имевший форму полумесяца, почти соприкоснулся с конской головой, побелевшей от морской соли.
Вскоре к нам пожаловала весьма представительная делегация – вельможи в париках и треугольных передниках, целиком состоявших из всяких золотых побрякушек и сердоликовых бусин, писцы с развернутыми свитками и кисточками в руках, лакеи, державшие опахала, кравчие, толмачи, глашатаи и еще много всякой другой шушеры, явно не имевшей никакого отношения ни к ремеслу, ни к сельскому хозяйству, ни к военному делу. Слуги народа, одним словом. Захребетники.
Вот, оказывается, где зародилась бюрократия – еще в Древнем Египте. Не потому ли она несокрушима, как пирамиды, лукава, как сфинкс, и многолика, как бог Монту?
Наш капитан вертелся перед чиновниками мелким бесом – не знал, чем и услужить дорогим гостям. А этим от него ничего и не надо было. Все необходимое они имели при себе – и складные табуреты, и зонтики из страусовых перьев, и вино в серебряных кувшинах, и сладкие финики, и горькие орешки. Словно на пикник собрались. Вот только девочек с собой не захватили.
Когда вся эта бражка распределилась по палубе и те, кому было положено сесть, сели, египетские воины установили подле мачты еще два предмета, предназначение которых до поры до времени оставалось для меня тайной – жаровню, полную раскаленных углей, и гончарный круг.
После долгих переговоров (оказалось, что наш капитан изъясняется на древнеегипетском как на своем родном) приступили к делу. По принципу – у вас товар, у нас купец.
Надсмотрщики выводили из трюма пленников, ошалевших от яркого солнца и предчувствия грядущих перемен. Здесь они попадали в цепкие руки египетских лекарей, не гнушавшихся заглянуть будущим шерденам ни в рот, ни в задницу.
После долгого и скрупулезного предварительного осмотра, по сравнению с которым заседание военно-медицинской комиссии военкомата показалось бы игрой в бирюльки, пленников подвергали различным испытаниям – хлестали бичом, чтобы проверить терпимость к боли, заставляли многократно приседать и подпрыгивать, ставили перед вращающимся гончарным кругом, на бликующей поверхности которого требовалось фиксировать внимание (позднее я узнал, что это весьма эффективный способ выявления потенциальных эпилептиков).
Каждого пленника, переходившего в собственность фараона, наделяли новым звучным именем и красными чернилами вносили в отдельный список. Теперь он имел полное право плюнуть в морду любому из финикийцев.
И наконец наступила очередь жаровни. Новобранцев прямо на месте клеймили личным тавром фараона, чему могли бы позавидовать многие свободные люди.
Несколько пленников по разным причинам оказались забракованными. Их тут же приобрели за бесценок какие-то подозрительные личности, неизвестно по какому праву допущенные на иноземное судно, – скорее всего подставные лица.
Шерденов построили цепочкой и увели в новую жизнь. Я мысленно пожелал им удачи. Солдатская жизнь тяжела, но пусть побед в ней будет больше, чем поражений, а вино течет обильнее, чем кровь.
Но сделка еще не завершилась. Начался процесс расчета. Носильщики перли на финикийское судно кувшины с вином и маслом, корзины с зерном, льняные ткани, свитки папируса, связки копий, зеркала, благовония, медь, бирюзу, алебастровую посуду, охотничьих соколов, дрессированных обезьян и еще много чего другого, таившегося в кожаных мешочках и деревянных ларцах.
Щедр был фараон, очень щедр, но хотелось бы знать, какая часть этих сокровищ осела в карманах корыстолюбивых вельмож и чиновников. Чует мое сердце – разворуют страну! Хоть через тысячу лет, да разворуют. Уж если мне суждено выбиться здесь в люди, я обязательно создам (и, естественно, возглавлю) департамент по борьбе с коррупцией. А еще лучше – Главное управление с филиалами во всех номах и собственным спецназом. Штат, я думаю, потребуется небольшой. Пара тысяч толковых чиновников, примерно столько же писцов, тысяч пять воинов, желательно шерденов, ну и соответствующая обслуга, конечно.