Роберт Силверберг - Человек в лабиринте
– Нет.
– Я могу передать сообщение. Есть люди, Дик, которые никогда не переставали любить тебя. Они будут ждать тебя, если я их уведомлю.
Мюллер медленно произнес:
– Я вижу, что ты напряжен, Бордмен. Ты чувствуешь излучение, и расстраиваешься. Ты чувствуешь это своими потрохами, головой, грудной клеткой, и лицо у тебя стареет, обвисают щеки. Даже если бы это грозило убить тебя, ты бы сидел здесь, потому что таков твой стиль. Но это для тебя ад. А если какая-то особа на Земле не перестала меня любить, Чарльз, то я могу сделать для нее только одно: избавить ее от таких эмоций. Не хочу ни с кем встречаться, не хочу ни с кем говорить.
– Ну, как желаешь, – капли пота свисали с мохнатых бровей Бордмена и падали на щеки. – Может быть, ты передумаешь, когда будешь уже рядом с Землей.
– Я никогда не буду близко к Земле, – сказал Мюллер.
13
Через три недели Мюллер уже изучил все, что было известно о гигантах из другой галактики. Он уперся и не ступил ногой на Землю. О его возвращении публично не сообщали. Он получил квартиру в одном из бункеров на Луне, жил там спокойно в кратере Коперника и, как робот, прогуливался по серым стальным коридорам в блеске горящих ламп. Ему транслировали кубики видеофонов с материалом, собранным всевозможными датчиками и приборами. Он слушал, поглощал, но говорил мало.
Люди старались не сталкиваться с ним, как и во время полета с Лемноса. Порой он целыми неделями никого не видел. Когда его посещали, то держались по крайней мере в десяти метрах от него. Он ничего не имел против этого.
Единственным исключением был Бордмен, который навещал его два раза в неделю, всегда подходя слишком близко. Это казалось ему дешевой позой со стороны Бордмена. Старик, добровольно, и в общем-то напрасно подвергавший себя болезненным процедурам, хотел этим показать свое раскаяние.
– Я желаю, Чарльз, чтобы ты держался подальше, – сказал Мюллер резко во время пятого визита Бордмена. – Мы можем поговорить и по телевидению. Ты мог бы остаться у дверей.
– Мне не вредит близкий контакт.
– Но мне вредит. Тебе не приходит иногда в голову, что я набрался такого отвращения к человечеству, что оно уже превысило то, что человечество питает ко мне. Запах твоего жирного тела, Чарльз, прямо убивает меня. Для меня омерзителен не только ты, но и все остальные. Гадость. Отвратительно. Даже ваши лица. Эта пористая кожа, это глупое шевеление губами, эти уши. Посмотри когда-нибудь внимательно на человеческое ухо, Чарльз. Ты видел что-нибудь более противное, чем эта розовая сморщенная мисочка? Все в вас мне противно.
– Мне неприятно, что ты так все это воспринимаешь.
Обучение продолжалось. Уже после первой недели Мюллер был готов к акции, но нет, они хотели напичкать его всей информацией, какой только располагали. Он усваивал данные, горя от нетерпения. Что-то от его прежних стремлений осталось в нем настолько сильным, что его захватила эта миссия. Он жаждал принять этот вызов, полететь к этим грозным существам, служить Земле, как и прежде. Хотел как можно лучше выполнить свое задание. В конце концов он узнал, что может отправляться.
С Луны его забросили на планетолете с ионной тягой на внешнюю орбиту Марса, где его уже ждал корабль с гиперпространственным двигателем, соответствующе запрограммированный, который должен доставить его на окраину Галактики. На этом корабле он полетел уже один. Его не должны были занимать мысли о том, как воздействует его присутствие на экипаж. Это было принято во внимание при планировании его путешествия. Но важнейшей из причин, по которой его отправили одного, было то, что эту миссию считали почти самоубийством. А раз корабли могут совершать полеты без экипажа, то зачем подвергать опасности жизнь кого-либо, кроме Мюллера. Впрочем, он сам заявил, что не хочет иметь никаких спутников.
В последние пять дней перед полетом не виделся ни с Бордменом, ни с Раулинсом, но сожалел лишь о том, что не может и часа провести в обществе Раулинса. Ведь парень настолько многообещающий, еще наивный, и в голове у него неразбериха, но в нем уже есть костяк человечности.
Находясь в кабине маленького патрульного корабля, Мюллер наблюдал, как техники, болтаясь в невесомости, отключают линии питания и возвращаются на большой корабль. Затем он услышал последнее сообщение от Бордмена, этакое профессиональное бордменовское блюдо: лети и соверши свое дело на благо человечества и так далее и так далее. Он вежливо поблагодарил Бордмена за слова поддержки.
Связь отключилась, и очень скоро Мюллер оказался в подпространстве.
Эти неведомые существа завладели тремя системами на окраине Галактики, причем в каждой из систем были планеты, колонизированные землянами. По две в каждой. Мюллер летел прямо к зелено-золотистой звезде. Пятая планета этой системы была безжизненна, она принадлежала выходцам из Центральной Азии, пытавшимся привить на ней образ жизни кочевых племен. На шестой планете, которая климатом и топографией напоминала Землю, было несколько колоний, каждая на своем континенте. Отношения между колониями были довольно сложными. Но теперь это уже не имело никакого значения, так как двенадцать месяцев назад над обеими планетами была установлена власть надзирателя из чужой галактики.
Мюллер вынырнул из гиперпространства на расстоянии шести световых секунд от шестой планеты. Корабль автоматически вышел на орбиту наблюдения, и приборы начали работать. Экраны передавали картину поверхности планеты, на которую была наложена прозрачная карта колоний, позволяющая сравнить теперешнее положение вещей с тем, которое было до вторжения чудовищ. Картины эти при увеличении были весьма любопытны. Первоначальные поселения колонистов обозначались на экране фиолетовым цветом, а их новое расположение – красным.
Мюллер заметил, что вокруг каждого поселения независимо от его плана, простирается широкая сеть улиц и бульваров, изогнутых и даже изломанных линий. Инстинктивно он понял, что это чуждая людям геометрия. Он вспомнил лабиринт. Эта архитектура вовсе не походила на принцип лабиринта, но для нее была характерна та же удивительная ассиметрия. Он отбросил допущение, что лабиринт на Лемносе был в свое время построен под руководством этих существ. То, что он теперь видел, напоминало ему лабиринт только из-за своей чуждости всему земному. Чуждые нам существа строят различными чуждыми нам способами.
Над шестой планетой на высоте семи тысяч километров на орбите находилась какая-то сверкающая капсула неправильной формы, с диаметром основания, повернутого к планете, большим, чем диаметр противоположного края. Огромная. Размером с межзвездный транспортный корабль.
