Александр Студитский - Сокровище Черного моря
Ольга с удивлением осмотрела тяжелую черную гроздь, свесившуюся с руки Панина.
— Никогда бы не подумала, что черника может иметь такой вид!
— То-то… Это вам не Урал!.. — Ланин улыбнулся.
Он прилег на берегу среди невысоких кустов черники и начал лениво общипывать ягоды с ветки. Ольга села рядом, обхватив колени руками и устремив взгляд на свинцовую поверхность океана. Это был час отдыха, вырванный из нескончаемого дня напряженной работы.
— Что вы ответили на телеграмму Евгения Николаевича? — спросила Ольга.
— Что я мог ответить? Все в порядке, работы продолжаются…
— "Все в порядке, работы продолжаются"… — задумчиво повторила Ольга.
— Да…
— А скажите, Иван Иванович, только чистосердечно — вы сами уверены, что все в порядке?
Ланин в раздумье посмотрел на свои посиневшие от черники пальцы.
— А-а! Вы все о том же — о повышенном интересе к нашим работам за рубежом? — сказал он ласково насмешливым тоном. — Не понимаю я этого настроения. Оно решительно ничем не оправдано. Вот уж почти два десятилетия на земле мир…
— И в человецех благоволение![30] — прервала его Ольга. — А смерть Крушинского? А гибель культуры филлофоры? Можете вы поручиться, что это были случайности?
— Не знаю, не знаю… Эти события можно объяснить и по-другому… пока мы не видим их конкретных виновников…
Ланин, не вставая с места, потянулся за новой веткой черники. Ольга нетерпеливо остановила его руку.
— Скажите, Иван Иванович, у вас не создалось впечатления… от текста телеграммы профессора… что с Петровым что-то случилось?
Ланин развел руками.
— Но вы же помните текст!? Там только три слова: "Молнируйте состояние работ". И больше ничего.
— Вот именно эта краткость и поражает меня.
Ланин удивленно посмотрел на нее.
— Не понимаю, — сказал он небрежно. Телеграф есть телеграф. Чем короче, тем лучше.
— А я почему-то все время вспоминаю телеграмму, полученную нами от Крушинского. Помните?
— Я слышал о ней. Я тогда работал здесь и телеграммы не видел.
— Он сообщил об "ошеломляющем открытии", которое он сделал, и просил приехать. А на другой день было получено известие о его смерти.
Ланин усмехнулся.
— Если бы с Аркадием что-то случилось, я полагаю, Евгений Николаевич информировал бы нас.
Ольга сдвинула брови.
— Ну, а то, что Евгений Николаевич вдруг забеспокоился о наших работах? Это вам ни о чем не говорит?
Ланин медленно покачал головой, продолжая улыбаться. Ольга вспыхнула:
— Не знаю… Может быть, я говорю глупости… Но у меня такое впечатление, что своей телеграммой Евгений Николаевич призывает нас к бдительности. И я не могу отделаться от беспокойства. Мне кажется, надо усилить охрану станции. До сих пор мы относились к этому с непростительной беспечностью.
— Ну, хорошо, хорошо, — сказал Ланин, поднимаясь и стряхивая налипшие к одежде листья черники. — Пойдемте домой. Пора за работу!..
Ольга лежала в своей комнате на холодной койке, тщетно пытаясь забыться за книгой. Она машинально перелистывала страницы, едва воспринимая смысл прочитанного.
Было уже поздно. Часы на руке, которой Ольга держала книгу, все время были перед ее глазами. Она легла около двенадцати. Было уже около двух, а сон все еще не приходил. Ольга откинула книгу, легла на спину, заложила руки за голову и задумалась. Ее мысли были прерваны каким-то шорохом за дверью.
Ольга вспомнила, что забыла накинуть крючок на петлю. Но вставать не хотелось. Она приподнялась на локоть и прислушалась.
Ольга была не из пугливых. Но вся кровь отлила у нее от щек и пальцы похолодели, когда она заметила, что между косяком и дверью появилась темная щель. Дверь остановилась, словно в нерешительности, потом медленно, совершенно бесшумно раскрылась на ширину ладони. На мгновение из сумрака показалось человеческое лицо. Ольга подалась вперед. Дверь моментально захлопнулась. В коридоре прозвучали быстрые шаги, и все стихло.
Ольга изо всех сил застучала кулаком в перегородку, вскочила, разыскала босыми ногами туфли, накинула пальто.
— Что случилось? — раздался встревоженный голос Ланина.
Ольга открыла дверь.
— Кто-то… заглядывал ко мне в комнату, — сказала она, задыхаясь.
— А кто именно?
— Я не успела разглядеть.
— И вы уверены… что вам не показалось?
— Совершенно уверена… Человек заглянул в дверь… На какой-то миг. В темноте нельзя было разобрать лица… И быстро пошел по коридору.
— Ну, давайте посмотрим, — предложил Ланин, зевая.
Они прошли по длинному коридору общежития. Ланин зажег спичку. Включил свет, В коридоре никого не было. Ольга открыла наружную дверь. На ступеньках сидел сторож, опустив голову на колени.
— Спишь? — негромко спросил Ланин.
— Зачем сплю? — отозвался сторож, поднимая голову. — Дежурю.
— Что-то не похоже, — сказала Ольга. — Сейчас мимо вас прошел человек, а вы и не заметили.
Сторож поднялся и обиженно возразил:
— Смеетесь, Ольга Федоровна. Кто же это мог пройти? Разве бы я не услышал?
— Не надо сидеть, дядя, — резко сказал Ланин. — Вы дремали. А это то же, что и сон. Кто в здании станции?
— Смирнов.
— Пройдем туда, — предложила Ольга.
Из сырой, промозглой темноты дохнул ветер и рванул их одежду. Море шумело. Моросил дождь. Ланин и Ольга долго стучали в дверь, дожидаясь, пока им откроют.
— Спит, черт! — с досадой выругался Ланин. — Надо было взять с собой ключ. Наконец за дверью послышались шаги.
— Кто там? — глухо раздался хриплый голос.
— Открывай, свои! — крикнул Ланин. — Что ты там, уснул?!
Ланин и Ольга прошли по всему зданию, по пути включая свет. В галерее от ветра дребезжали стекла. Ольга зябко повела плечами, кутаясь в пальто.
— В такую ночь ничего не стоит забраться в здание, — сказала она. Зайдем в аквариальную.
Они постояли несколько минут в лиловом полумраке у аквариумов.
— Вы перенесли сюда культуры Евгения Николаевича? — спросила Ольга.
— Да, конечно. Все в порядке.
Ольга продолжала пристально осматривать аквариумы.
— Нет, не все, — резко возразила она. — Я остаюсь при своем мнении: мы с вами совершенно беспечно относимся к тому, что имеет государственное значение.
— Ну, чего вы от меня хотите? — спросил Ланин с легким раздражением.
— Я хочу, чтобы вы, наконец, меня поняли. Мы работаем с вами над тем, что возбуждает за рубежом исключительный интерес. Наша работа имеет особое значение. Ведь о том же говорил и Евгений Николаевич. Я удивляюсь, что вы об этом забыли.
