Александр Абрамов - Селеста-7000
Рослов обмолвился. Он подразумевал «столкновение лбами» с Селестой. А до этого во время поездки на полицейском катере и противники и союзники были до приторности любезны и с первооткрывателями, и друг с другом. Не инспекционная поездка, а дипломатический экскурсионный вояж.
О Седеете не вспоминали, будто его и не было. Говорили о жаре, о мертвом сезоне на Бермудах, о курортных порядках и качестве шотландского виски, благоприятного для любителей во всех климатических условиях. Только когда катер подошел к патрульной зоне и, не отваживаясь заплывать в контролируемые Селестой воды, пересадил своих пассажиров на сопровождавшие его две весельные шлюпки, а коралловый островок уже сверкнул у горизонта белой чайкой на пенистой океанской волне, запретная тема словно разомкнула уста.
— Это и есть ваш Невидимка? — спросил у Янины ее сосед.
— Почему Невидимка? У него есть имя.
— И вы думаете, что оно будет признано наукой?
— Почему нет? Оно благозвучно, легко произносимо на всех языках, а главное, семантически точно.
— А что такое «семантически»?
— От слова «семантика».
— Понятия не имею.
Янина внимательно оглядела соседа: тропический костюм, шорты, золотые очки, не менее сорока на вид, позади колледж, по меньшей мере два университета, частная лаборатория, ученая степень.
— Семантика, — снисходительно пояснила она, — это область науки о языке, занимающаяся смысловым содержанием слова.
— Понимаю. Ваша область лингвистика?
— Нет, кибернетика. Биокибернетика, — улыбаясь, уточнила Янина.
— А я только физик и горжусь этим.
— Ограниченностью?
— Почему? Просто я не признаю эклектики в науке.
— А вдруг будущее за эклектикой? Химия уже тесно соприкасается с физикой, а биология с математикой. И вы едете сейчас к величайшему из эклектиков мира.
— Не понимаю.
— К Селесте.
Шпагин и Рослов сидели в другой шлюпке, против Юджина Бревера и Крейгера из Упсалы. Разговор был общий.
— Все живое доступно наблюдению, — горячился швед. — «Невидимка» Уэллса — нонсенс. Живое и невидимое несовместимы.
— А если не живое?
— Могу представить себе энергию мыслящей машины, но не могу даже вообразить мыслящей энергии.
— Мы тоже не можем, — сказал Рослов, — и объяснить не можем. Но тем не менее она существует.
— Не верю.
— Вы, кстати, не верили и в изоляцию акватории бухты, — сказал Бревер.
— Мы подходим к ней. Видите? А вот здесь и гаснет волна. Именно здесь, под нами, где наверняка проходит подводный волнолом скошенных в сторону океана коралловых рифов. Идеальный гаситель. Вы измеряли глубину? — обратился он к Рослову.
— Здесь? — переспросил Рослов. — Не уверен. Какие-то глубины измерялись, но где — не знаю. Этим занимался Смайли. А меня лично интересует только феномен Селесты.
— Вы правы, — согласился Бревер. — Это самое важное. Но прав и Мак-Кэрри. Его уникальный институт не мечта, а потребность. Здесь найдется работа ученым всех специальностей.
Шлюпки тем временем подошли к сооруженному Смайли причалу, ученые поднялись на плато острова и при виде тента со столиками буквально ахнули от восторга; со стороны моря это сооружение Смайли не смотрелось: его закрывал белый, косо вздернутый коралловый гребень.
— Кафе «Селеста», — сказал кто-то.
— Браво, Мак-Кэрри!
— Хозяйничайте, — отмахнулся тот, — каждый сам себе бармен.
Открыли ящики, вынесенные на берег, растащили по столам — кто виски, кто джин, кто мартини, кто сифоны с содовой и сельтерской. Анри Пуассон самоотверженно рубил лед в контейнерах, соотечественники Бревера Кен Чаррел и Джимми Спенс смешивали коктейли, а поклонник немецкой кухни Баумгольц вскрывал одну за другой жестянки с пивом и консервированными сосисками.
Молодцеватый Кен Чаррел, проглотив два коктейля, принес еще два себе и Рослову.
— Выпьем за вашего Саваофа, который почему-то не появляется.
— Не кощунствуй, — остановил его католик Спенс.
— Ну, за архангела с магнитом вместо копья.
— Ты имеешь в виду Святого Георгия?
А Рослов молчал, не притрагиваясь к бокалу.
— Неужели русский джентльмен откажется выпить с американским? — настаивал с явным вызовом Чаррел. — Америка, по-моему, друг, а не враг России.
— Ваша Америка? — переспросил Рослов.
— А разве есть другая?
— Есть. Например, Америка Бревера. Он не надевает по ночам балахонов с прорезями для глаз.
Чаррел не обиделся.
— Вы намекаете на мой инцидент в Джорджии? С тех пор я вырос и поумнел. А тост можно сменить. Не за Святого Георгия, так за магнит!
— А где же магнит? — хихикнул Спенс. — Часы ходят, нож режет, и ключи в кармане лежат.
И тут же мощный безветренный шквал сорвал часы с его руки, а зажигалка и ключи, прорвав карман нейлоновых джинсов, ринулись к эпицентру магнитной бури. Посреди островного кафе на столике, куда выгрузили оставшиеся напитки из ящиков, разбросав бутылки, в одно мгновение выросла бесформенная груда металла, оказавшегося на острове. Ножи, вилки, консервные банки, зажигалки и ключи, со всех сторон устремившиеся к столику, слиплись с громом и скрежетом. Даже сифоны с содовой и сельтерской, притянутые за металлические рычажки и наконечники, дополнили звуковой эффект звоном разбитого стекла. Многие получили ранения; кого царапнуло ножом, кого банкой от консервов, кого осколком сифона. Врача не потребовалось, но йод и бинты, заготовленные предусмотрительным Смайли, пригодились. Тем временем груда распалась, металл утратил свою намагниченность так же непроизвольно и так же необъяснимо, как и приобрел ее под ударом магнитного шквала.
— Селеста начал традиционным спектаклем, — поморщился Рослов, потирая здоровенную шишку на лбу: его саданула с налета невскрытая жестянка с пивом, — и, честно говоря, уже надоевшим.
Непострадавший Шпагин заметил философично:
— Посетители премьеры на третий спектакль обычно не ходят. А мы, увы, нечто вроде театральной администрации.
Оба говорили по-русски.
— Вы о чем? — спросил Еста Крейгер, только что извлекший из кучи свой перочинный нож и часы.
— О том, что вы видели, — ответил Рослов. — Краткий урок для последователей Фомы Неверующего.
— А меня это не убедило. Магнитная буря — ясно. Очень большой мощности — тоже ясно. Но признаков мысли не вижу. Любопытный физический феномен — не больше. Может быть, такие магнитные аномалии возникают периодически? Скажем, волнообразно. Подъем — спад, некая электромагнитная синусоида. Максимум функции, и — бац! — шквал.
