Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 3. Орион взойдет
«Королевский генетический институт, заведение достопочтенное, занимался не только чистой наукой, но снисходил и до практических нужд, таких, как контроль за мутациями и улучшение племенного стада.
Его авангардные лаборатории располагались на уединенной Рангатире просто безопасности ради. Поэтому у них сложилась особая, слишком сильная мана. И научный персонал сделался каким-то подобием отдельного общества или племени.
Нет ничего аморального в экспериментах на человеческом материале, если стремишься познать суть рода людского. Неудачников безболезненно отбраковывали, а о тех, кто был так себе, подобающим образом заботились на острове. Ваироа появился на свет в результате одной из первых попыток объединить благоприятные тенденции, никогда не совмещающиеся естественным путем в одной личности. Ученые надеялись, что этот эксперимент прольет новый свет на основы молекулярной биологии, регулирующие жизнь организма.
Генетическая мозаика: берем две оплодотворенные яйцеклетки, помещаем в пробирку. Даем разделиться три раза, а потом соединяем их вместе. Если они благополучно сольются, помещаем в матку — оставляем расти.
Получится один плод, но с четырьмя родителями. Метод известен исстари, еще до Погибели, и в ограниченных пределах находил применение в современной агро-и марикультуре[67]. Потом эксперименты перенесли на человеческие клетки.
Родители-доноры были выбраны по хромосомам, которые, по мнению исследователей, должны были породить перспективный и жизнеспособный гибрид, сочетающий разные факторы наследственности.
Взяты были синез, чернокожий стралиец, белый мерикан и маурай. Из маураев был выбран еще не достигший двадцати лет Руори Хаакону, сын Арутуру, назначенного Верховным Комиссаром Северо-западного Союза и погибшего там. Дитя выносила маурайка, одна из ученых, работавших на острове. Итак, у Ваироа было два отца и три матери.
Сам он считал, что девять — мы разговаривали об этом пару минут в Велантоа. Детей на острове воспитывали сообща; и его приемная мать и шестеро тамошних женщин, собственно, и заботились о нем. Должно быть, начало его жизни — лет шесть — трудно назвать несчастливым.
А потом лабораторию закрыли, и персонал рассеялся по свету.
Эта работа никогда не считалась тайной или противозаконной, однако со временем о ней стали помалкивать. Споры продолжались до сего дня, и сомнения оставались: быть может, ученые подошли ближе к пределу, чем позволяла мудрость… или же толпа приняла привычный мотив «Федерация — хранитель живой земли» слишком близко к сердцу.
После Китовой войны общая уверенность в том, что нельзя насиловать природу, приблизилась к истерии. Журналисты прознали, что происходит на Рангатире, и поднявшийся фурор заставил закрыть лабораторию.
Женщина, усыновившая Ваироа, взяла его в Нозеланн. Там она скоро вышла замуж. Со своим приемным отцом он не поладил и оказался лишенным роду-племени неудачником, парией в своей возрастной группе, одиноким, угрюмым — и блестящим.
Выяснив это, Арутуру усыновил своего внука.
Я бывал в том доме на горе Аоранги. Странное сооружение во многом, но оно было домом для мальчика. Не зная общения с людьми, он искал компанию в своем собственном разуме; в четырнадцать лет поступил в университет и заслужил отличия по логике и лингвистике, перевелся в Академию, а окончив ее, поступил в Корпус Морской Разведки, откуда уже не уходил… Теперь ему тридцать, кажется? Конечно, с его внешностью настоящий шпион из него не получится, но я слыхал кое-что о его достижениях.
Вот и все, что мне известно о Ваироа Хаакону…»
— Могу добавить лишь немногое, капитан. Ваша информация в основном точна. Благодарю вас за сочувствие, но дело в том, что мне не жаль себя.
— Ай? — Тераи аж перекосило, и лишь через секунду он сумел вернуть челюсть на положенное место. — Неужели вы умеете читать мысли?
— Не напрямую. У меня гиперострый слух, и я могу понижать порог восприятия по собственному желанию. Таким образом мне удается улавливать вокализацию на близком расстоянии. Одновременно гиперострое зрение предоставляет сведения о языке тела. Запахи я тоже ощущаю иначе… Словом, я располагаю необходимыми ключами, по которым логика часто может восстановить внутренний монолог.
— Но, должно быть, лишь пока проклятая штуковина длится?! — подивился Тераи.
— Действительно, мне лишь изредка удается составить грамматические предложения, — признался Ваироа. — Сейчас я тоже не смог этого сделать, хотя смею заметить, вы были убеждены в обратном. Ведь так?
Ваше сознание отключалось на некоторое мгновение, и вы действительно начинали говорить сами с собой. Словом, по контексту я понял, о чем идет речь. — Во мраке блеснули белые зубы, Ваироа отрывисто хохотнул:
— Искушению потрясти вас трудно было противиться.
— Ха! — Мужчина постарше покачал головой. — Теперь я начинаю понимать, зачем адмирал послал сюда именно вас. Свое подозрительное обличье вы компенсируете с избытком. А каковы другие ваши способности?
— Не будем обсуждать их сейчас, капитан, здесь нас могут подслушать. И, конечно же, вы не расскажете никому о маленькой демонстрации, которую я устроил перед вами, не так ли?
— Ах нет, конечно, нет! — Тераи потер подбородок. — Надо признать, мне несказанно повезло; имея такого сотрудника, придется целиком пересмотреть свою стратегию. Должно быть, россказни о вас, о ваших победах в Южной Африке не преувеличены… наоборот.
— Что за россказни, будьте любезны?
— О том, как вы, ей-Богу, едва ли не голыми руками перестроили пошатнувшееся общество и сделали его стабильным и дружелюбно настроенным к нам.
Ваироа отвернулся и вгляделся в гладкую поверхность моря. Тераи подумал, что ночное зрение его спутника немногим уступит кошке.
— Это долгая и сложная повесть, капитан, — негромко проговорил он. — Предельно упрощая, скажу: они попытались провести модернизацию, потерпели неудачу и оказались в жутчайшей нищете, нежели прежде.
Воцарился хаос. Бенегалы не простили нам прекращения их подпольных термоядерных исследований и заслали своих торговцев и политических агитаторов в эти края. Оттуда они собирались проложить себе путь внутрь Африки, а мы… мы морской народ, мы не способны обитать на просторах континентов. Я просто помог попавшей в беду нации создать социальный порядок, совместимый сразу и с привычной этикой, и с передовой технологией: вышла целая и иерархия классов — от короля до серва.
«Поговаривали, что при этом вы сыграли странную роль, — подумал Тераи, — взяв женщину из каждого будущего класса, вы зачали с нею образцового ребенка… Было ли это необходимо, требовала ли этого культура и объективные реальности, или же только ваш произвол? Могу представить, что вам сложно найти себе женщину, кроме никчемных краев, где ваша внешность создает вам ману, или в цивилизациях, погрязших в проституции».
