Дэвид Файнток - Надежда гардемарина
- Есть привести заключенного Таука, сэр.
- Есть, сэр. Приказ понял. - Они тревожно переглянулись, прежде чем подняться по трапу на третий уровень.
Внешне сохраняя спокойствие, я восстановил в памяти картину приготовлений к казни. Пилот и мистер Вышинский сходили на гауптвахту и надели на приговоренных наручники, скрутив им за спиной руки, на рот наклеили пластырь. Вскоре я отдал приказ к выходу из синтеза. Сейчас мы дрейфовали в глубоком космосе на расстоянии многих световых лет от планетных систем.
По моему приказу мостик опечатали. Пассажиров попросили оставаться в каютах. Люки кают заперли. За этим лично проследили Алекс и Сэнди.
Всем членам экипажа было приказано находиться в кубриках и ждать проверки, которую осуществил я, одетый в белую форму и сопровождаемый старшиной и гардемарином. В то время как матросы стояли по стойке "смирно", я тщательно обследовал шкафы для одежды, койки, придирчиво осмотрел матросов, не скупясь на штрафные баллы за малейшие нарушения.
Затем матросов в полном молчании строем отправили на нижнюю палубу машинного отделения. И построили в три ряда вокруг шахты двигателей синтеза.
Через отверстие шахты перекинули доску, принесли цепь. Один конец цепи прикрепили к доске, второй - к моторизованной тележке. Над доской, на высоте трех метров, в наклонном положении была жердь, с которой свисала веревка. Петля на веревке почти касалась доски.
Доктор, пилот, главный инженер и три гардемарина, все в белой форме, стояли лицом к матросам. Мы ждали двух матросов и арестанта.
Кто-то пошевелился в строю.
- Мистер Тамаров, составьте рапорт на этого матроса! - Может, у него затекли мышцы, но это не важно. - Запишите имя! Мы с ним встретимся на капитанской мачте!
- Есть, сэр. - Алекс записал имя матроса. Тот мрачно сверкнул глазами.
- Мистер Тамаров, приказываю по окончании процедуры сопроводить провинившегося на гауптвахту! До капитанской мачты держать на хлебе и воде!
- Есть, сэр! - Алекс подошел к проштрафившемуся. Тот стоял, вытянувшись в струнку.
Со стороны трапа послышался шум. Пирсон и Лу под руки ввели несчастного Таука. Он едва переставлял ноги, переводя полный ужаса взгляд с собравшихся на шахту с ее ужасным снаряжением. Затем посмотрел на меня, силясь закричать через кляп.
Пирсон, Лу и осужденный опустились на нижнюю палубу.
- Мистер Хольцер, мистер Вышинский! Свяжите заключенному ноги и поставьте его к виселице.
- Есть, сэр! - Гардемарин и главный старшина корабельной полиции вышли вперед и взяли осужденного у доставивших его матросов. Таук отчаянно пинался. Вышинский поймал его ногу и надел на нее кандалы. Потом пристегнул к кандалам вторую ногу.
- Мистер Пирсон, мистер Лу, станьте в строй!
Вакс с Вышинским потащили осужденного к доске. Таук пытался сопротивляться, но ему мешали наручники. Я кивнул, Вакс встал среди матросов. Глаза Таука, казалось, сейчас вылезут из орбит. Когда петлю затянули, из-под кляпа раздались приглушенные звуки.
Действовать следовало быстро. Хорошо, что я принял пилюли, которые мне дала доктор Убуру. По крайней мере мне не грозил обморок, меня даже не тошнило.
- Мистер Таук, вручаю вашу душу Господу Богу. - Я щелкнул переключателем, тележка медленно отъехала от шахты, натягивая прикрепленную к доске цепь.
Доска со скрипом поползла по палубе, и, когда ее конец достиг края шахты, она провалилась вниз. Таук повис на веревке. Жердь согнулась, потом распрямилась и снова напряглась. Сзади раздался стон.
Я резко повернулся:
- Молчать!
Кто-то побледнел, кто-то едва не упал в обморок, но ряды нарушены не были.
- Мистер Браунинг, мистер Эдварде, приведите заключенного Рогова. Повторите приказ! - Главный интендант и помощник стрелка удалились. Я знал, что мистер Браунинг подчинится. Он слишком дорожил своим положением, чтобы помочь негодяю бежать, даже если бы это было возможно. За мистера Эдвардса мог поручиться Вышинский, и этого для меня было достаточно. - Мистер Вышинский, мистер Хольцер, уберите тело и установите доску.
Они дернули за веревку, вытаскивая то, что осталось от Таука. Я не сводил глаз с матросов, следя за дисциплиной и в то же время боясь грохнуться в обморок, - действие пилюль стало слабее.
Тело появилось из шахты, несколько матросов невольно подались вперед.
Я усилил наблюдение.
Одежда Таука была испачкана в тех местах, где порвались мышцы. Глядя на его багровое лицо и вылезшие из орбит глаза, я чувствовал, что сердце сейчас разорвется от боли.
Позади послышался ропот,
- Кто выйдет из строя, будет повешен!
Еще мгновение, и матросы могли взбунтоваться. Стоило только начать одному. Я пожалел о том, что не взял оружие.
Заложив руки за спину, я прошелся перед строем. Матросы были подавлены.
- Смотреть прямо перед собой! Плечи выпрямить! А вы, я к вам обращаюсь, явитесь с рапортом! Не умеете стоять в строю! - О Господи, когда же наконец придут Браунинг и Эдварде?
Я еще раз прошелся перед строем. Сэнди Уилски побледнел и часто дышал.
- Гардемарин, убрать живот! Грудь вперед! Покажите пример другим, или я лично положу вас на бочку! - Не очень хорошо по отношению к Сэнди, но необходимо.
Мальчишка втянул живот, лицо его уже не было таким бледным.
Наконец Браунинг и Эдварде привели осужденного. Рогов дрыгал ногами, пытаясь подставить матросам подножку и ухватиться за трап. Его крики слышны были даже сквозь кляп. Опустившись до половины лестницы, он встретился со мной взглядом, впившись в меня глазами, полными ужаса и мольбы.
- Мистер Хольцер, мистер Вышинский, свяжите осужденному ноги и поставьте его к виселице, - Кто-то вздохнул меня за спиной. Я быстро обернулся, ожидая, что сейчас меня повалят на палубу. Один из матросов нарушил стойку "смирно". Он стоял под испуганными взглядами товарищей, тяжело дыша.
У меня не было выбора.
- Вы! Два шага вперед! - Я не узнал собственного голоса, так пронзительно он прозвучал. Я даже испугался. Внимание матросов переключилось с осужденного на меня.
Ошеломленный матрос сделал два неверных шага вперед и получил от меня пощечину, прозвучавшую в тишине как выстрел. Матрос едва удержался на ногах.
- Встать в строй! - скомандовал я, почти касаясь его лица. Моя ярость возымела действие. Матрос встал по стойке "смирно". Щека его покраснела. У меня горела рука.
Скованный по рукам и ногам Рогов, покачиваясь, стоял на доске, взглядом моля о пощаде, и что-то мычал сквозь кляп. Я на мгновение заколебался, готовый его простить, но чувство долга возобладало.
- Мистер Рогов, вручаю вашу душу Господу Богу, - Я включил механизм.
В следующее мгновение с Роговым было покончено.
