Грег Бир - Эон
Патриция посидела еще несколько минут, потом ушла. Гарри пошел следом и догнал ее за углом женского бунгало.
— Одну минуту!
Она остановилась и повернулась вполоборота, глядя не на него, а на лимонное дерево в кадке, росшее в широком проеме между зданиями.
— Я вовсе не имел в виду, что вы должны прекратить работу. Вовсе нет.
— Я и не собираюсь.
— Я просто хотел, чтобы вы поняли.
— Я понимаю. — Теперь она смотрела прямо на Лэньера, засунув руки в карманы. — Вы не можете радоваться тому, что происходит.
Глаза его расширились, и он отдернул назад голову, чувствуя внезапную злость из-за ее глупого предположения — что бы она ни хотела выразить одной короткой фразой.
— Вы не можете быть счастливы, удерживая нас здесь и зная обо всем.
— Я вас здесь не держу.
— Вы никогда не разговаривали со мной. Ни с кем из нас. Вы сообщаете разные вещи, но не разговариваете.
Злость испарилась и оставила после себя столь же внезапное чувство пустоты и одиночества.
— Положение обязывает, — мягко объяснил Гарри.
— Я так не думаю. — Патриция искоса посмотрела на него. Она бросала ему вызов, провоцировала. — Что вы за человек? Вы кажетесь каким-то… твердым. Застывшим. Вы действительно такой, или к этому обязывает ваше положение?
Лэньер с угрюмой улыбкой погрозил ей пальцем.
— Занимайтесь своим делом, а я буду заниматься своим.
— Вы по-прежнему не разговариваете со мной.
— Чего, черт возьми, вы хотите? — грубо вполголоса спросил он, подойдя ближе, выставив вперед плечи и почти прижав подбородок к груди; крайне напряженная и неудобная поза, подумала Патриция. Этот внезапный приступ ярости удивил ее.
— Я хочу, чтобы кто-нибудь подсказал мне, что я должна об этом думать, — сказала она.
— Что ж, я не могу этого сделать. — Плечи Лэньера выпрямились, челюсть встала на место. — Если мы все начнем думать…
— Ну да, работа, работа, — закончила Патриция, почти передразнивая его. — Господи, я делаю свою работу, Гарри. Я все время работаю. — В глазах у нее стояли слезы, и, что потрясло ее, она увидела слезы в его глазах.
Лэньер поднес было руку к лицу, но тут же убрал, и слеза скатилась по его щеке к уголку рта.
— Ладно. — Ему хотелось уйти, но он не мог. — Мы оба люди. Это вам хотелось знать?
— Я работаю, — проговорила Патриция, — но внутри я из плоти и крови. Может, в этом дело?
Лэньер быстро вытер глаза.
— Я тоже не железный, — защищаясь, бросил он. — И не стоит ожидать от меня большего, чем я могу дать. Вы это понимаете?
— Это действительно странно, — сказала Патриция, поднося руки к лицу, будто повторяя жест Лэньера. Она провела пальцами по горячим щекам. — Простите меня. Но вы пошли за мной.
— Я пошел за вами. Закончим на этом?
Патриция пристыженно кивнула.
— Я никогда не считала вас холоднокровным.
— Прекрасно.
Лэньер повернулся и быстро пошел к кафетерию.
В своей комнате она закрыла руками глаза — теперь сухие — и попыталась спеть песню, которую очень любила в детстве, но не могла вспомнить слова — или не была уверена, что помнит их правильно. «Но куда бы ни пошел ты, — всплывала в памяти мелодия, — что бы ты ни делал, я всегда буду видеть тебя…»
Глава 19
Патриция сидела в директорском кресле на крыше женского коттеджа. Она взглянула на дату на своих часах, пока все собирались на вечеринку. Война должна была начаться через семь дней.
Все сваливалось на нее слишком быстро. Она могла высказывать свои соображения, но не могла убедить себя в их истинности. Например, она могла сказать Лэньеру, что Камень не слишком сильно отдалился от своей родной Вселенной. История Камня и их нынешняя реальность не должны различаться очень существенно — не настолько, чтобы войны не было.
Возможно, то, что Советы узнают об угрозе войны, заставит их отступить, сделать шаг назад, предотвратить столкновение…
Возможно, Камень и явные технические преимущества, которые он дал странам Западного блока, все же удержат Советы на грани…
Возможно, Камень просто произвел эффект и тут же его ликвидировал, оставив лишь легкую рябь в ближайшем будущем Земли…
Появились Кэрролсон и Лэньер. Патриция наблюдала, как они здороваются с учеными, прибывшими из других камер.
Скребущее чувство тревоги прошло. Она не ощущала ни злости, ни сожаления. Она даже не чувствовала себя живой. Единственным, что доставляло ей теперь радость, было погружение в работу, купание в торжественном великолепии коридора.
Следовало, однако, появиться на людях. Она требовала этого от себя. Патриция всегда противилась тому, чтобы изображать гения-отшельника и избегать контактов с другими. Однако, вместе с тем, ей хотелось остаться одной, уйти к себе и поработать. Мысль о танцах под вечным плазменным светом (вечер проходил на открытом воздухе) и о легком флирте — в сущности, она оказалась в общественном списке, пусть даже на несколько часов — пугала ее. Она не была уверена, что сможет сохранить спокойствие и душевное равновесие, удерживающее ее от слез гнева и отчаяния.
Она спустилась по лестнице и вышла из здания, засунув руки в карманы и стараясь держать подбородок повыше — по мере того как приближалась к кружащейся толпе.
Два солдата, два биолога и два инженера соорудили из списанной электроники синтезатор и электрогитары. Уже нескольких недель ходили слухи, что ансамбль — вполне приемлемый, возможно, даже хороший. Это было их первое выступление перед публикой, и они выглядели хладнокровными профессионалами, настраивая инструменты и аппаратуру.
Громкоговорители своеобразной конструкции были предложены в качестве добровольного пожертвования археологами, работавшими в Александрии. Динамики были установлены по углам прямоугольной площадки, размером в акр, зарезервированной для будущих построек. К громкоговорителям не вели провода; музыка передавалась на специальной частоте с помощью маломощного передатчика. Исходивший из них звук имел слегка металлический оттенок, но был вполне терпимым. Хайнеман бросил взгляд на один из них и сказал:
— Я не уверен в том, что это такое. Это не громкоговоритель.
— Он ведь работает, верно? — сказала Кэрролсон, плотно прижимаясь к своему партнеру по танцам.
Хайнеман согласился, что он производит звук, создаваемый направленным сигналом, но дальше этого не пошел. Вопрос так и не был удовлетворительно поставлен.
Под неизменным светом плазменной трубки, сотрудники службы безопасности по очереди танцевали с учеными и техниками. Советская группа в полном составе стояла в стороне, подпирая стенку. К танцам с энтузиазмом присоединились Хуа Линь, Цзян и Фарли, хотя они уже знали о прекращении работ.
