Сергей Саканский - Искатель. 2009. Выпуск №10
В колонии целую неделю продолжался шмон. Перевернули все кровати, обыскали все станки в цехах, столы в заводоуправлении, залезли в вытяжные трубы в столовой, разобрали до винтика компьютер, отдирали даже обивку со стульев, но тщетно.
А меня перевели в казарму.
Однажды за мной пришли, дали пять минут на сборы, провели мимо окон техотдела, где хранился пакет с векселями. Я мысленно простился с ценными бумагами:
— Ждите меня, голубки!
Меня не покидала надежда вернуть их себе.
Утолкали в автозак и куда-то повезли.
Когда автозак остановился и распахнулась дверца, я увидел двор следственного изолятора.
Почему меня привезли сюда, до меня дошло, когда я оказался на очной ставке с Шатуном.
— Это все он, он, — вырвалось у Шатуна. — Он меня послал… Он меня заставил… Он хапнул…
— А ты? — огрызнулся я.
На очной ставке я узнал, что крестьяне обратились в правоохранительные органы. Их погоняли по милициям, прокуратурам, арбитражным судам, и вот делом занялся следователь.
Следователь мне рассказал, что когда Рыбакова нашли где-то за Уралом и сказали ему, что Фока Семен Борисович зэк и отбывает наказание, у него помрачилось сознание и он с нервным расстройством угодил в психушку. До сих пор лечится в суицидном отделении и беспорядочно кричит:
— Трактора… Аэробусы… Китай… Инфаркт… ФСБ…
В камере со мной оказались такие же сокамерники, которых было полно в зоне: хулиганы, грабители, наркоманы, убийцы. Меня мучило такое соседство и вдвойне гнало на свободу. Я искал пути, как выбраться отсюда.
Долго в голову ничего не приходило, пока…
Под моей койкой поселился парень, у которого назревал суд по краже.
Почитав его обвинительное, я сказал:
— Хочешь всю оставшуюся жизнь прожить не у себя в Сапоговке, а за границей на Канарах?
— Еще бы! — загорелся парень.
— Дам тебе сто тысяч, только ты…
О таких деньгах парень не слышал. Им в колхозе платили по три сотни рублей в месяц, и то нерегулярно.
Я дал ему расписку.
Для верности вечером сыпнул ему в чай снотворного, переложил его на свою верхнюю койку, а сам лег на нижнюю.
Когда за ним пришли:
— …на суд!
С койки поднялся я.
И направился к выходу.
Никто из сокамерников не вымолвил и слова: все были прицикнуты. Понимали, что, возмутись кто, я бы не оставил на том живого места.
У каждой звякающей железом двери спрашивали:
— Фамилия?
Я знал фамилию парня и отвечал.
— Имя? Отчество?
Я снова отвечал.
— Родился?.. Проживал?..
Все это я прочитал в обвинительном заключении и легко говорил, не вызывая ни у кого сомнения. Внешне мы были с ним похожи.
Уже на выходе во двор следственного изолятора в мое лицо вгляделся дежурный капитан, но у меня не дрогнул ни один мускул.
Конвойным было не до выяснения, кто я, и меня довезли до суда.
Судья спросила, как спрашивали в следственном изоляторе: фамилия, имя, отчество, родился…
— Что окончил?
Я чуть не ляпнул:
— Московский физико-техни…
Но тут же поправился:
— Сапоговскую восьмилетнюю школу…
Судья:
— Признаете себя виновным в краже?
— Признаю, — ответил я, потупив голову.
— Расскажите, как все было.
Я рассказал то, что прочитал в обвинительном заключении, что зашел в коровник, увидел телёнка, накинул ему на шею веревку, вывел… Должен вам признаться, что я ни разу в жизни не прикасался не только к теленку, но и к корове, козе, барану…
Судья была удовлетворена: не надо было ничего доказывать.
Выступил прокурор, который за то, что я «раскаиваюсь в содеянном», «способствую установлению истины», просил назначить мне наказание условно.
Адвокат, которого ни я, ни парень, что остался в камере, — это был адвокат по назначению — не видели, согласился с прокурором.
После слов судьи:
— …Приговорить… Возможно исправление без отбытия наказания… Считать наказание условным… Освободить в зале суда…
Щелкнул замок наручников.
Я оказался на свободе.
Свобода! Разве мои чувства передашь? Когда столько лет парился за решеткой, пахал в цеху, мучился, столько положил сил, чтобы преодолеть колючую проволоку, и вот наконец-то я дышу полной грудью!
Что-то разогнулось во мне, и спустя несколько минут я уже был вне видимости конвоя.
Конвой на автозаке поехал отдавать документы в изолятор. Милиционеры радовались тому, что не пришлось до вечера куковать со мной в суде, а потом везти меня обратно.
Я понимал, что через час-другой в изоляторе спохватятся и подымется переполох. Конвой отдаст документы, пройдет проверка, и тайное сделается явным.
Вставал вопрос: что делать?
Куда податься?
К Бурышеву? Но зачем? Полмиллиона он вернул крестьянам во время следствия…
В зону, забрать векселя?
Но разве сумел бы я сделать шаг по колонии, в которой меня знала каждая собака.
Подкараулить Пони?
Он сразу бы клюнул! Но вот отдал ли бы мне векселя, это было сомнительно…
И я, пока не стемнело, поспешил на вокзал… Надо было скорее убираться из Воронежа.
На Украину, решил я. А там достану украинский паспорт — и в Чехию! И за дело! Хватит прозябать…
Мои должники — новоявленные домовладельцы — ждали своей очереди…
Но как двигаться в черной робе?
На ближайшей стройплощадке в бытовке снял с вешалки рубашку, брюки, повесил на крючок робу и, захватив ботинки, оставил свои. Я почувствовал при этом, как горят щеки. Замечу, я воровал впервые в жизни. До этого я только проучал лохов и проходимцев, но никогда не крал.
Попросил пожилую проводницу пустить меня в тамбур поезда, уходящего на юг.
— Уголь мне для печки натаскаешь? — спросила она.
Я согласился.
Знал, что на станции Чертково с одной стороны железнодорожного пути территория России, а с другой — Украины.
Искать другой дороги не надо. Только сверни с перрона направо по ходу поезда.
Я приник головой к стеклу и забылся. Мне рисовался Крещатик в Киеве, Карлов мост в Праге, Статуя Свободы в Нью-Йорке…
Какой шок пронизал меня, когда в тамбур покурить вышел…
Кто бы вы думали?
Не поверите.
Я тоже своим глазам не поверил.
Шатун.
Футбольная команда ехала на матч.
— А, попался, — зашипел Шатун. — Ребята! Это мошенник! Мочите его!
— Обижаете, и ни какой я не мошенник! — возмутился я.
Но меня сбили с ног. И уже удары защитников, полузащитников, нападающих посыпались не по мячу, а по моим бокам.
— Сволочь! Я из-за тебя… — летело с губ Шатуна.
