Владимир Орловский - Бунт атомов
Вечером, и то не каждый день, он возвращался домой, утомленный до изнеможения, и встречал каждый раз тревожный и подавленный взгляд, в котором пряталась молчаливая укоризна.
На минуту в нем подымалось что-то вроде укоров совести, но они стихали перед более сильным голосом, говорившим о том, что дело, которому он себя посвятил, служит не праздной гимнастикой тщеславного разума, а работой для блага человечества. Это было ясно, и логика вещей была достаточно убедительна. И всетаки каждый раз, когда он видел обращенный к нему печальный взгляд,- в душе шевелилось смутное, неприятное чувство.
Между тем Дагмара почти совсем оправилась; она уже выходила на улицу в сопровождении сиделки. Но в глазах ее не зажигалось любопытства при виде незнакомого города, новых людей, невиданного еще уклада жизни. В ней будто надломилось что-то, порвалась нить, привязывающая к окружающему. Хаос событий последнего месяца, дух страха и ненависти, гнавший по улицам бушующие толпы, зараза больного мозга человечества - давили невыносимым грузом. Нечаянное убийство брата - эта дикая, нелепая случайность окончательно сломила силу сопротивления. Она по ночам во сне десятки раз переживала все ту же сцену, часто в самой невероятной фантастической обстановке, просыпалась с мгновенным облегчением в сознании того, что это только сонная греза, и так же молниеносно память приводила недавнее прошлое, и все тело пронизывала острая мысль: "Нет, все-таки это было..."
Она уже не плакала. Она металась в слепом ужасе под давящим бременем и жадно искала поддержки. А вместо этого кругом - чужой город, чужие люди - и полное одиночество.
Правда, Дерюгин был рядом, где-то здесь в этом трескучем муравейнике; но он был таким же далеким, как и все снующее мимо окон и балкона людское месиво.
Рассеянный и усталый, но вместе с тем неизменно возбужденный, он и с собою приносил запах и дух толпы, ее страхи и надежды, ее меняющиеся порывы. Он говорил только о своем деле и о связанных с ним событиях, о работе на заводах, о бетоне, о меди, о железе, о мертвой материи, заслонившей от него мятущуюся живую душу.
Он был неизменно ласков и приветлив, но вместе с тем бесконечно далек в этом пароксизме деятельности. И город кипел вокруг, такой же чуждый и почти враждебный.
Наступали решительные дни. Красная линия на экранах с бюллетенями повернула уже с неделю на север, пересекла синюю полосу Средиземного моря и запетляла опять на Балканах.
Снова понеслись телеграммы, снова зашумели встревоженные людские муравейники.
Дерюгин следил с лихорадочным вниманием за всеми сообщениями с юга. Там должна была произойти первая схватка между слепой стихией и человеком, первая попытка остановить движение огненного вихря. Правда, этот бой не мог быть решающим: здесь вся работа свелась только к постройке электромагнитов, да и то в очень ограниченном количестве, какие могли позволить скромные средства разрозненных правительств. Что касается сооружения бетонных пушек, работа над которыми приходила уже к концу в России, Германии, Франции и Польше, то здесь до сих пор дело не пошло дальше переговоров и обмена нотами, из которых видно было, что никто не хочет положить начала собственному разоружению, ожидая соседа, тогда как последний с таким же недоверием поглядывал из-за рубежа, не решаясь выпустить из крепко зажатой руки камень. Арсеналы оставались закрытыми, а дипломаты, вежливо улыбаясь, продолжали договариваться. В результате, когда атомный шар появился снова на континенте у Дедеагача, соединенные силы балканских государств смогли выставить шесть готовых (да и то, кажется, не вполне) машин - и больше ничего.
Встреча произошла на Великой Валахии близ Урзичени, в 60 километрах от Бухареста.
Около десяти часов утра атомный шар, только что пересекший реку, под довольно сильным ветром наткнулся на фронт тракторов, развернутый в длину, примерно, на километр. Командир колонны применил такой прием: весь отряд двинулся впереди противника с тою же скоростью, постепенно загибая крылья назад, пока таким образом не сомкнулось вокруг шара кольцо машин. Однако расстояние было еще велико - метров четыреста-пятьсот, и когда пущены были в ход динамо, шар только чуть дрогнул, но не остановил своего полета к северу. По сигналу командира круг стал суживаться до пределов возможности. Между тем ветер усилился, тракторы достигли предела своей скорости. Дистанция была сокращена до трехсот метров; подойти ближе было невозможно: шар дышал таким зноем, что и на этом расстоянии люди чувствовали себя, как в преддверии ада: они задыхались, глаза слепило от нестерпимого света, тело сотрясалось ударами при прикосновении к металлическим частям и обливалось потом. Динамо работали полной мощностью. Несколько минут казалось, что дело сделано; несмотря на довольно сильный ветер, шар после нескольких порывов вправо и влево остановился, вздрагивая и волнуясь. Полузадохшиеся люди ответили торжествующими криками. Но радость была непродолжительна. В этот момент что-то случилось с гелиографом на командирской машине: радио давно не работало. Отряд остался без руководства. Благодаря ли тому, что отсутствие связи нарушило согласованную работу механизмов, ослабила ли передовая машина по какой-нибудь причине свое действие, или, наконец, под напором внезапно налетевшего порыва ветра случилось дальнейшее,- так и осталось невыясненным. Шар вдруг сделал скачок к северу, перелетев в несколько секунд расстояние, отделявшее его от головного трактора.
Остальные устремились в погоню; еще секунда, и оглушающий удар грома покрыл шум машин.
Несколько минут ничего нельзя было разобрать за огнем и дымом. А затем пламенный вихрь, вырвавшись из сковывавшего его кольца, помчался дальше к Рымнику, на месте же осталась груда раскаленного, исковерканного металла, в которой после нашли лишь обугленные лохмотья и кости - все, что осталось от экипажа машины.
Первая попытка окончилась неудачей. Стихия победила, и снова след "рыжего дьявола" клубился по Европе дымом и отблеском пожаров. Обо всем этом Дерюгин узнал в Варшаве в тот день, когда он должен был отправиться к новому месту работ по внезапному назначению. Накануне заболел инженер, заведовавший работами по постройке и подготовке к выстрелу из бетонной пушки у местечка Красносельцы, к северу от Пултуска. Между тем, обстановка складывалась так, что именно здесь могли разыграться решающие события. Колонна тракторов из Варшавы в количестве семи машин была направлена по железной дороге на Люблин и Львов навстречу врагу. С востока, из Брянска, и из Германии спешили на помощь еще две партии, общей численностью в тридцать однотипных механизмов. Таким образом, у Львова должно было сосредоточиться до двух десятков электромагнитов. Их задачей было встретить атомный шар на его пути где-нибудь в Галиции, если он туда направится, а между тем у Красноселец спешно кончали работы по подготовке к выстрелу из гигантского орудия. Ему предстояло сыграть роль искусственного вулкана, при помощи которого Земля должна была стряхнуть вонзившуюся в ее дряхлое тело занозу.
