Роберт Асприн - Шуттовская рота
По мере того, как среди легионеров укреплялись партнерские и просто товарищеские отношения, менялось и их отношение к самим себе и к друг другу. Бесконечная вражда и разногласия исчезали, на смену им приходило осознание единства. Стало очевидно, что как только какой-либо индивид, он или она, побеждал ощущение своей ущербности или зависимости, он тут же становился более терпимым к недостаткам окружающих.
Для некоторых, к сожалению, эти изменения проходили не всегда гладко, иногда толкая их на крайности.
Шел последний вечер пребывания легионеров в отеле. Строительство их нового лагеря было закончено и поступил приказ упаковываться и готовиться к утреннему отъезду. По молчаливому соглашению, после того, как подготовка к отъезду была завершена, большинство легионеров собрались в баре отеля, чтобы скромно отпраздновать возвращение. Разумеется, мест там было недостаточно, чтобы разместить сразу всю роту, но у всех было приподнятое настроение, и многие просто стояли, прислонясь к стене, сидели группами на полу или блуждали по залу от одной компании беседующих, к другой. Как обычно бывает на таких солдатских сборищах, часть разговоров постепенно превращалась в некое словесное состязание, по мере того, как отдельные легионеры начинали жаловаться или, наоборот, хвастаться по поводу того, кто побывал в наиболее плохих условиях за время своей службы в Легионе.
– …так вы считаете, что на этих болотах очень тяжело нести службу? – Бренди даже рассмеялась, делая круговое движение стаканом, чтобы привлечь внимание. – Знаете, однажды я получила назначение в роту, которая должна была охранять, представьте себе, чертов айсберг! Никто из нас не мог понять, для чего это было нужно, и тем более никто даже мечтать не мог хоть как-то согреться, – с тем-то снаряжением, которое мы получили! – если только не мог найти кого-нибудь действительно совсем близко от себя, если вы улавливаете, к чему я клоню. После нескольких недель такого холода с вас сходит весь жир, и, должна отметить, некоторые из самых безобразных легионеров стали ну просто изящными!
Кружок легионеров с пониманием рассмеялся, правда, коротко, поскольку другие уже тянулись вперед, желая стать следующими.
– К разговору о тяготах службы, – заявила Супермалявка, опередив остальных. – Мое второе назначение… а может, это было третье?.. какая разница! В общем, командир на дух не переносил низкорослых, и, естественно, единственный путь, каким я могла поучаствовать в игре в баскетбол, это предложить использовать меня в качестве мяча. И вот, как-то раз он зовет меня к себе в кабинет и говорит…
– Я расскажу вам, что значит трудная служба!
Раздосадованная на то, что историю прервали на самой середине, вся компания неодобрительно посмотрела на появившегося лейтенанта Армстронга, который покачиваясь из стороны в сторону, неуверенно двигался в их направлении.
– Это… Не имеет значения, где ты служишь и что именно делаешь. Когда ты служишь под командой извращенного призрака… и этот призрак к тому же еще и твой… отец и один из наиболее прославленных воинов, тогда ты… ты можешь потратить всю свою жизнь, пытаясь доказать, что хоть на одну десятую, но лучше, чем твой командир. Вот что такое трудная служба! И я хочу только одного: чтобы этот сукин сын прожил как можно дольше, так долго, чтобы совершить хотя бы одну ошибку!
Легионеры переглянулись, испытывая неловкость, наблюдая, как Армстронг, теряя координацию, пытается поднести к губам стакан.
– Гм-мммм… не кажется ли вам, лейтенант, что вам необходимо немного поспать? – очень осторожно заметила Бренди, нарушив тишину.
Армстронг осоловело уставился на нее и отчаянно заморгал, стараясь сфокусировать зрение.
– Вы-прр… авы… сержант Бренди. Не следует говорить или делать ничего… что не и… идет к лицу офицеру. Хотя я… думаю, что сначала немного подышу свежим воздухом. Доброй… ночи… всем.
Лейтенант выпрямился и попытался отдать честь, прежде чем вывалился за дверь, придерживаясь рукой за стену.
Собравшиеся молча наблюдали за тем, как он уходил.
– За офицеров и джентльменов… Храни нас бог, – сказал кто-то, поднимая стакан с насмешливым тостом.
– Гм-ммм… Я не люблю об этом говорить, – растягивая слова произнесла Супермалявка, – но сейчас слишком поздно, чтобы разгуливать по улицам в таком состоянии.
– Ну так что? Ведь он пьяница!
– Да, но наш пьяница. Я не хочу, чтобы с ним случилось что-то, пока он носит такую же форму, как я. Идем, Супер. Обеспечим ему боевой эскорт, пока лейтенант окончательно не свалился.
Прислонившийся к стене, никем не замеченный за вазами с густо разросшимися растениями, Шутт улыбался сам себе, наблюдая эти перемены. Легионеры все больше и больше начинали думать о товарищах и помогать друг другу. Одни были общительны, другие сторонились компаний, но все были готовы поддержать честь мундира. А раз такая поддержка была, то в конечном счете…
Его мысли прервал сигнал коммуникатора.
– Мамочка? – спросил он, включая связь. – Что ты делаешь там, наверху? Спускайся вниз и…
– Мне кажется, у нас неприятности, Большой Папочка, – быстро обрезала его Роза. – На связи шеф полиции. Он говорит, это срочно.
Шутт ощутил в желудке пустоту, которая не имела ничего общего с выпивкой.
– Давай его.
– Соединяю. Пожалуйста, шеф.
– Уиллард? Тебе бы лучше прийти сейчас сюда, да побыстрее. Двое из твоих парней вляпались в дерьмо, и прикрыть их мне никак не удастся.
– И что они сделали? – спросил капитан, прекрасно зная, какой услышит ответ.
– Похоже, их поймали на месте преступления, кража со взломом, – сообщил ему Готц. – Но это было бы еще полбеды. Дело в том, что они забрались в дом губернатора, и он сам поймал их!
Глава 11
Может показаться, что мой шеф имеет чрезмерную склонность, в отличие от большинства людей, "выкупать" свой путь из плена тупиков и дилемм, но я бы отметил, что он неизменно соблюдал определенные рамки при столкновении с политиками. Это не было, как можно подумать, результатом некоторого отвращения с его стороны к влиянию "отдельных заинтересованных групп" или результатом поддержки лозунга, выражающего основу одного философского направления: "Честный политик – это тот, кто будучи куплен раз, остается купленным навсегда!" Скорее это проистекало из его постоянной убежденности в том, что власти, избранные путем голосования, не должны получать "свыше" того, что положено за их работу.
Вот как он сам излагает это: "Официанты и обслуга получают минимальную плату, заниженную заранее в расчете на то, что их итоговый доход увеличивается за счет чаевых, а отсюда следует, что если кто-то чаевых им не платит, он, фактически, грабит этих людей, отбирая у них средства к существованию. С другой стороны, предполагается, что должностные лица живут в рамках своего жалованья, и любая попытка с их стороны получить дополнительный заработок за самые простые действия, определяемые их обязанностями, есть вымогательство, если не хуже, и должна считаться наказуемым законом поступком!"
