Владимир Михайлов - Кольцо Уракары
Стоек было четыре, и сейчас главным и решающим было — не ошибиться в выборе. Я начал справа, пытаясь забраться поглубже в психику сидевшего в будке пограничника. Установив канал связи, легко послал ненавязчивую мысль: хорошо, если бы кто-нибудь сейчас предложил сотню-другую… По легкой отдаче почувствовал, как мысль вошла в сознание адресата. И тут же сгорела. Мгновенно. Он даже не попробовал повертеть ее в голове: уничтожил сразу. Хорошо для пограничной службы Топси. А для меня — плохо.
Со вторым получилось лучше, но незначительно. Мысль осталась живой, но он упрятал ее так далеко, что стало понятно: чтобы подвигнуть его на такое действие, как пропуск через границу человека, у которого что-то не в порядке, с ним пришлось бы долго работать. Он просто-напросто боялся, хотя было совершенно ясно, что, к примеру, найди он такую сумму на улице — не побежал бы в стол находок и не стал бы расклеивать объявления. Трусоват и потому нерешителен. Не годится.
Третий — совсем плохо. Мысль ему понравилась, и он немедленно начал развивать ее дальше. Возникла картинка: ему предлагают взятку — и он немедленно хватает виновного за руку и поднимает большой шум. Честолюбив, не испытывает большой нужды в средствах, но очень недоволен продвижением по службе и сделает что угодно, чтобы отличиться. Затевать операцию с ним — хуже, чем войти безоружным в клетку с голодным тигром и начать дразнить его. Отпадает совершенно.
Плохо, плохо. Если и четвертый окажется идеалистом, трусом или карьеристом — положение станет действительно пиковым.
Я даже не успел составить мнения по поводу четвертого. Потому, видимо, что народу по эту сторону барьера оставалось совсем мало, он просто-напросто закрыл свою форточку, вышел из будки, запер ее и направился к буфету, что находился по эту сторону границы, затесавшись между магазинчиками «такс фри». Проголодался, наверное.
Буфет «такс фри» — не самое дешевое место. Тем более что близ терминала по ту сторону границы — в этом я был более чем уверен — имеется достаточно забегаловок самого разного уровня. Вывод: человек, пользующийся таким буфетом, не очень стеснен в средствах. Это и хорошо, и плохо. Плохо — потому, что он может и не пойти на правонарушение ради некоторой суммы, тут важно, однако, знать — где та цифра, ради которой он рискнет. Хорошая же сторона дела заключается в том, что откуда-то же он берет деньги, чтобы заказать… что именно? Ага. Чтобы заказать не что-нибудь, а крабовый салат, тибоунстейк и бутылку красного вина — название было мне незнакомо, вероятно, оно было из местных сортов. Не слабо. Его заказ не остался для меня секретом потому, что я уже стоял у него за спиной, ожидая своей очереди. Он заплатил семнадцать топсийских уников с мелочью. Непохоже было, что у него они — последние. Я мысленно перевел уники в галлары; н-да-с. Этот немолодой уже мужик должен был зарабатывать очень неплохо. Оклад пограничника, пусть даже и в звании субкапитана и с большой, судя по шевронам на плечe, выслугой вряд ли мог обеспечить ему такой уровень существования. С другой же стороны — если государственный служащий не скрывает, что живет не только на оклад, его доходы должны быть в полном смысле слова безгрешными. Или же…
Вот именно: или же. Я вспомнил характеристику Топси как мира, в котором законность соблюдается меньше, чем на любой другой обитаемой планете. Может быть, здесь и не принято скрывать своих побочных доходов? Может быть, ими даже гордятся?
Субкапитан заплатил и отошел к столику, куда ему должны были принести все заказанное. Столик он выбрал ближайший к буфетному прилавку. Наверное, не случайно.
Дама за стойкой уже нетерпеливо постукивала ногтями по лакированной доске. Я поспешил изобразить смущенно-нерешительную улыбку.
— Скажите, пожалуйста, вы принимаете земные рули? Она презрительно изогнула губы:
— Кроме уников — только галлары. Написано же! И ткнула пальцем вверх. Над ее головой и в самом деле висела табличка: «Расчет только в униках и галларах», и я, конечно, успел прочитать надпись. Но нужно же было как-то завязать разговор.
— Ах да, простите, не обратил внимания. Ладно, пусть будут галлары. Вот только у меня не кэш, а трэвел-чек…
Я вытащил чек и положил на прилавок. Она посмотрела. И проговорила — уже совсем другим тоном, даже с нотками извинения, при этом из ее речи почти исчезла легкая шепелявость телецкого диалекта (так он назван, поскольку Топси на земном небе располагается в созвездии Тельца):
— К сожалению, не могу вам помочь. Мы не принимаем чеков, только наличными. Даже карточками у нас не пользуются.
Одновременно она быстро просканировала меня острым взглядом. Видимо, очень уж несовместимыми показались ей — сумма и занюханный армейский унтер.
— А где-нибудь здесь можно реализовать чек?
— Только в городе, в банке. Это не так уж далеко отсюда… Да и вряд ли здесь — даже будь тут обмен — нашлось бы столько денег: пятьдесят тысяч!
— Я понимаю, но у вас здесь все выглядит очень уж соблазнительно!
Думаю, что слова эти прозвучали убедительно: мне и в самом деле хотелось есть. Хотя это было не главным. Куда важнее было то, что за спиной у меня произошло некоторое движение: слышно было, как ножки стула скользнули по полу. Это означало, что наш разговор — а точнее, названная вслух (вряд ли случайно) сумма привлекла внимание субкапитана.
— Я бы накормила вас в кредит, — продолжала между тем буфетная фея, — но у нас это не практикуется. — Она развела руками.
— Спасибо за сочувствие, — грустно сказал я. — Видно, придется и в самом деле перехватить что-нибудь там, снаружи.
За моей спиной послышались шаги. Субкапитан остановился рядом со мной.
— Царапочка, я заждался, — проговорил он вовсе не сердито. И медленно, как бы нехотя, повернулся ко мне. Наши взгляды встретились; и я сразу же ощутил, как его незримые, но от этого не менее реальные астральные щупальца утыкаются в мой блок, пытаясь разглядеть — что там у меня внутри; со своей стороны, и я попытался сделать то же самое — и безуспешно. Это было, как мгновенная стычка на фехтовальной дорожке: выпад — рипост — прыжок назад, чтобы разорвать дистанцию. Глаза пограничника на миг блеснули, но он тут же отвел взгляд и сказал, не улыбаясь:
— Потерпевший крушение в шлюпке гибнет от жажды — похоже, да?
Он тоже заговорил чисто, на литературном феделине. Возможно, тут это считалось признаком уважения, но скорее он просто думал, что я не разберусь в диалекте.
Усмехнувшись, я кивнул и жизнерадостно заверил:
— Ничего, выплыву. Берег близко.
— Близко, — согласился он. — Однако накат большой, а и тут не пляж — скалы. Без помощи трудно придется.
