Андрей Лазарчук - Опоздавшие к лету
— Садитесь, лейтенант, — сказал Петер лейтенанту-десантнику, который доставил тела. — Садитесь и рассказывайте все. Извините, я просто очень слаб, переболел чем-то странным…
— Сверх рапорта — ничего, господин подполковник, — сказал лейтенант. — Каких-либо следов мы не обнаружили. Петер покивал.
— Только два трупа, — сказал он полувопросительно.
— Так точно, — сказал лейтенант.
— В машине было трое, — сказал Петер.
— Только два, — сказал лейтенант. — На переднем сиденье.
Петер вспомнил очень отчетливо, как именно садились они в машину: Шанур на переднее сиденье, Летучий Хрен — на заднее, он всегда ездил сзади, потому что там можно было поспать. …могли остановить под видом патруля и потребовать старшего по званию пересесть вперед, и Шанур мог схватиться за пистолет, и его застрелили на месте и бросили — там масса мест, куда можно бросить труп, и никто не найдет, скажем, в обломки машины или самолета, а потом Эку приставили пистолет к затылку и полковнику тоже, и полковник возмущался, но ему отвечали — приказ, начальство разберется, — а потом обоих прикололи кортиками к сиденьям, облили бензином и подожгли…
— Должен быть еще лейтенант, — сказал Петер.
— Не было. Мы вернулись к дороге по их следам.
…диверсанты просто убили бы на месте всех — и дело с концом. А ребятки майора Вельта не стали бы загонять машину в глушь и прятать, и сжигать тоже не стали бы, им нужен внешний эффект, причем такой, чтобы все догадывались, чьих рук дело, а доказать не могли…
— Ну а груз? Там же был полный кузов.
— Ничего, — сказал лейтенант. — Кузов был пуст.
Неужели все-таки советник? Так…
— Спасибо, лейтенант.
— За такие дела благодарить нельзя.
— Вас накормили?
— Нет. Но мы уже уезжаем.
— Пятнадцать минут. Сейчас все будет.
— Простите, подполковник, приказ…
Приказ есть приказ, приказы не обсуждаются, даже такие приказы, каких вовсе не бывает, например, приказ отбыть из расположения части без обеда, и тем не менее приказы следует выполнять, значит, и те приказы, которых никто не отдавал, потому что никто не мог предвидеть такую ситуацию, когда, допустим, приглашают пообедать после достойного выполнения задания, и очень легко сослаться на приказ, если обедать почему-то не хочешь, точнее, не хочешь обедать здесь, с этими людьми, и никто не обидится, все поймут, что приказ есть приказ, приказы не обсуждаются, тем более приказы, отданные самому себе… Но почему, лейтенант? Что мы, прокаженные, что ли? Ты явно брезгуешь, лейтенант… или опасаешься? Ни черта не понимаю, подумал Петер, ни в чем ни черта не понимаю, кто и за что их убил — подозреваю, да, подозреваю, но ведь доказать не могу и не смогу… и при чем тут этот лейтенант?.. Ах, господи, чем голова занята… Где Шанур?
Вот что нам надо выяснить и решить, вот в какую точку надо бить: где Шанур и что с ним? Но для этого надо понять, кто напал и почему, и круг замкнулся, все совершенно непонятно, я насмотрелся здесь таких запредельных штучек, что всякая, самая шальная версия может оказаться правильной, всякая, любая, выбирай любую и крути ее как вздумается… Взять советника, подумал Петер, взять… я, Камерон, Брунгильда — Брунгильда в таком деле стоит двоих — взять… приставить пистолет к виску… а дальше что? Все. Все… Надо же, ничего не придумывается…
Ладно. Будем исходить из того, что он жив и захвачен. Кому он может понадобиться? Почему захватили именно его? Если это штучки советника, то, может, ему понадобился личный оператор — так сказать, взамен меня? А? Он ведь о Шануре имеет весьма поверхностное представление — зеленый лейтенантик, не более того… это хорошо… это было бы замечательно, просто замечательно. Но слишком уж просто…
Но кто-то же захватил пленку! А если пленка была главной целью, а Шанур, так сказать, побочной? Допустим, его захватили для чисто технических нужд — управляться с проектором, скажем? Ну-ка… А? Что?
— Пойдем, Петер. Пойдем, не надо тут стоять.
Это был Камерон. Петер огляделся вокруг: он стоял над обрывом, на открытом месте — сам не помнил, как сюда пришел.
— Да, — сказал Петер. — Пойдем, конечно.
— Решили здесь хоронить, — сказал Камерон. — Могилу уже роют.
— Я найду, кто… найду, понимаешь? — Петер покачнулся, Камерон поддержал его.
— Вряд ли, — сказал Камерон. — Такая каша…
— Я найду, — повторил Петер.
— Ну и что? — сказал Камерон. — Что из того, что найдешь?
А…— Он махнул рукой. — Ищи.
— Он не был твоим другом, — сказал Петер.
— Да разве в этом дело? — сказал Камерон.
— А как же тогда быть? — сказал Петер. — Рукой на все?
— Ему уже не поможешь, — сказал Камерон.
— Есть еще Шанур, — сказал Петер.
Камерон молча пожал плечами.
— Я ведь тебя ни о чем не прошу, — сказал Петер.
Камерон опять промолчал.
— Можно подумать, что тебе все равно, — сказал Петер. — Что ты только и хочешь…
Камерон издал неясный задавленный звук, Петер посмотрел на него и тут же отвернулся: стиснув зубы, Камерон плакал.
Первым серьезным мероприятием майора Тунборга в роли начальника строительства было введение режима строжайшей секретности. Запрещались к разглашению все абсолютно данные о темпах работ, о действительной длине моста и так далее, и тому подобное — даже о расходе электроэнергии. Операторов перестали пускать на стройплощадку, все сооружения позакрывали щитами и маскировочными сетями — Петер пошел скандалить к советнику, и вместе они, два приятеля, Гуннар и Петер, — пошли к генералу. Генерал, однако, оказался тверже, чем предполагалось. Он объяснил, что на стройке, помимо интересов Министерства пропаганды, присутствуют еще и интересы военного ведомства, которые могут оказаться под угрозой из-за утраты бдительности и, как следствие, утечки оперативной информации. Да, мероприятия, направленные на пресечение утечки, создают определенные трудности для хроникеров, но что поделаешь, война есть война, а на войне без трудностей не бывает, придется смириться, но до окончания работ никакие данные не подлежат огласке, нет, Гуннар, и не проси, даже ради тебя, я все понимаю, но нет. Пусть твои ребятки займутся лучше освещением быта саперов, их боевой и политической подготовкой, внимательнее отнесутся к проблемам внедрения новой религии — а здесь еще немало проблем, старое все еще цепляется за души людей и тормозит их духовный рост и развитие. И преображение. А что касается самого моста — то нет. Не положено. Может случиться утечка информации.
— Вот так, Петер, — сказал господин Мархель, разводя руками. — И ничего не поделать, он здесь хозяин.
