Григорий Адамов - Победители недр
Мареев посмотрел на часы. Торпеда пробыла в отсутствии сто три часа.
Глава 17
Плавающие материки
Профессор Щетинин озабоченно склонил своё бритое, моложавое лицо над кардиограммой.
— Сколько времени он был без сознания? — послышался с экрана его голос среди однообразно-певучего гудения всех моторов снаряда.
— Ровно восемьдесят часов, профессор, — ответил Мареев.
— Его спасла рана… — задумчиво проговорил профессор. — Положите его.
Брусков тихо стонал.
Знаменитому хирургу, поднятому глубокой ночью с постели, пришлось долго простоять у экрана телевизора, пока Мареев и Малевская под его руководством приводили больного в сознание.
— Как понять ваш парадокс, профессор? — спросил Мареев, осторожно, с помощью Малевской, опуская раненого в гамак.
— В момент ранения, — объяснил хирург, — обильно хлынувшая кровь мгновенно залила края разорванного шлема, а измельчённая и раскалённая масса земли тут же запекла кровь. Образовался прекрасный стерильный пластырь, который моментально закупорил скафандр и одновременно прекратил кровоизлияние. Если бы не кровь, разорванный шлем остался бы открытым. Скафандр наполнился бы вредными, раскалёнными газами, и больной погиб бы… Но всё-таки немного газов проникло в его лёгкие… Да… Он счастливо отделался… Положение, конечно, тяжёлое, но не опасное… Сердце у него великолепное, лёгкие чуть затронуты, а ожог и рана будут быстро ликвидированы ультрафиолетовыми лучами. Как ему удалось выбраться?
— Его спас пионер Владимир Колесников, — звенящим от гордости голосом сказала Малевская.
Волнуясь и торопясь, Малевская рассказала профессору об удивительном мужестве Володи во время ужасной катастрофы при ремонте фидера. Профессор не мог прийти в себя от изумления. На экране мелькали взволнованные лица членов Правительственного комитета, Цейтлина, Андрея Ивановича. Потрясённые, слушали они рассказ Малевской.
— Теперь три часа ночи, — вмешался Цейтлин, показывая рядом с лицом профессора свои большие очки и толстые губы. — Я должен немедленно сообщить все подробности редакциям газет… Ты себе представить не можешь, Никита, в каком волнении находилась вся страна эти несколько суток, — сначала из-за остановки снаряда, а потом из-за этого несчастья! Я бегу к телефону… А как себя чувствует Володя?
— Он здоров… Спит… — ответила Малевская. — Мы поспешили уложить его спать. Но он был так возбуждён и счастлив, что рассказал всё-таки, хотя и кратко, о том, что произошло с ними.
— Бегу окончательно! — сказал Цейтлин. — Обнимаю вас… Расцелуйте от моего имени Володю, когда проснётся. Днём буду ещё говорить с вами…
Много десятков метров оставил уже за собой снаряд после того, как он возобновил свой путь в глубины земли. Володя всё спал. Брусков два раза просыпался, бессильный, с затуманенным ещё сознанием. Над ним склонялись внимательные, заботливые лица друзей, его кормили, облучали ультрафиолетовыми лучами, давали лекарства. Он слышал ласковые, тёплые слова и со слабой, чуть заметной улыбкой вновь погружался в сон.
Володя всё спал. К нему часто подходили то Малевская, то Мареев и долго смотрели на его бледное, осунувшееся лицо. Малевская каждый раз тихо проводила рукой по его круглой стриженой голове. Казалось, ей всё не верилось, что Володя, живой и невредимый, здесь, совсем близко от неё, в полной безопасности.
Уже почти двести метров прошёл снаряд в толще габбро, когда от лёгкого прикосновения руки Малевской Володя раскрыл глаза. Краска радости залила его лицо.
— Нина… Я дома?! С вами? Как я рад!.. А мне всё снилась торпеда…
Малевская склонилась над гамаком и прижалась щекой к голове Володи.
— Дома… Дома, родной… Ты с нами, мой мальчик.
— А Михаил? Что с ним?
— Всё в порядке, Володя. Его уже три раза смотрел профессор. Михаил давно очнулся, принимал лекарства, а теперь спит… А ты, наверное, проголодался?
— Ужасно!
— Ты можешь встать? Или тебе сюда подать?
— Да что ты, Ниночка! — рассмеялся Володя. — Я совсем здоров! Я сейчас оденусь и встану.
Он кончал свой завтрак, когда в каюту поднялся Мареев.
— А! Володюшка! Проснулся? — весело приветствовал Володю Мареев. — Давай теперь поздороваемся по-настоящему.
Они крепко обнялись и поцеловались.
— Поздравляю тебя, Владимир! Ты совершил двойной подвиг: спас Брускова и предотвратил срыв всей экспедиции. Мы не могли бы сами, без него построить под землёй электростанцию. Ты вел себя великолепно… Твой отряд, твоя школа, родители будут гордиться тобой. Вся страна восхищается твоим мужеством!
Володя стоял красный от радости и смущения.
— Я… я очень боялся, Никита Евсеевич… Там было очень страшно…
— Володя… — послышался слабый голос Брускова, — подойди сюда…
С радостными восклицаниями все бросились к его гамаку. Брусков лежал бледный, с широкой перевязкой, закрывавшей всю правую половину его лица.
Он протянул руку и, слабо пожимая пальцы Володи, сказал:
— Никита прав… и я теперь… твой друг… Володя… на всю жизнь…
Потом закрыл глаза и, не выпуская Володиной руки, тихо произнёс:
— Теперь… расскажи мне всё… как было…
Когда все уселись вокруг гамака Брускова, Володя начал подробный рассказ.
Полнозвучными голосами, спокойно и уверенно, пели моторы. Тихий скрежет доносился из нижней буровой камеры. Как долгий осенний дождь, шуршала порода за стеной. Голубые сумерки лились из одинокой лампы. Было так уютно, спокойно сидеть здесь, в несокрушимой безопасности каюты, среди своих, бесконечно близких и дорогих людей, чувствовать на своём плече тёплую руку Нины, ощущать надёжную близость Никиты Евсеевича, видеть бледное, наполовину скрытое повязкой лицо Михаила, почти из могилы вырванного его, Володиными, руками…
Как кошмар, вспоминается ему теперь ужасное, невыносимое одиночество в маленькой торпеде, затерявшейся в бесконечном каменном океане габбро…
Вечером снова разговаривали с поверхностью. На экране перебывали все, кто был близок и дорог членам экспедиции. Цейтлин прочитал отрывки из газет, переполненных статьями и заметками по поводу возвращения торпеды, восторженными сообщениями о подвиге Володи и Брускова, их биографиями и портретами. Потом на экране показались родители Володи. Увидев его бодрым и весёлым после смертельной опасности, грозившей ему, они от волнения долго не могли выговорить ни одного слова. Делегация пионеров передала Володе восторженный привет от всех его товарищей.