Алексей Калугин - Лабиринт
– Стреляй же, черт! Стреляй! – заорал он на замершего, как истукан, на вершине трапа Хелма.
Но тот, вместо того чтобы открыть огонь, вдруг что-то нечленораздельно забормотал и, размахивая перед лицом руками, словно отгоняя мух, стал отступать в глубь шлюза.
Лишившись прикрытия и поддержки, Мэй развернулся, упал на ступени спиной и, вскинув трассер, от бедра выстрелил в прыгнувшего на него колониста. Выставленной вперед ногой он оттолкнул падающее тело в сторону, но в горло ему уже вцепились просунутые снизу между ступеней руки. Мэй, дернувшись, попытался подняться на ноги, но взбежавшие по трапу колонисты навалились на него, прижали к лестнице. Кто-то рванул из рук трассер. Не видя, куда и в кого стреляет, Мэй надавил на гашетку, рванулся вперед, снова упал под тяжестью виснущих на нем живых и мертвых тел и, увлекаемый инерцией уродливой, бесформенной массы, покатился вниз.
Внизу его придавили к земле, сорвали шлем, схватив за волосы, запрокинули голову и медленно провели по горлу обжигающим острием ножа. Мэй захрипел, захлебываясь собственной кровью.
Хелм пятился назад до тех пор, пока не уперся спиной в стену коридора напротив шлюзовой двери. Ужас парализовал его, лишив остатков воли. Он хотел уже бросить тяжелый, оттягивающий руки трассер и уйти куда-нибудь подальше, в глубь корабля, где можно спрятаться, забиться и переждать происходящий кошмар, но в дверном проеме перед ним возникли двое, одетые в серые балахоны. Хелм понял, что пришли за ним, потому что больше на корабле никого не было. Он закричал пронзительно, как безумный, и, вскинув трассер, выстрелил. Отдача от выстрела повела ствол вверх, и вспышка ударила в потолок шлюза. Колонисты кинулись вперед.
Хелм кинул трассер на пол и, прыгнув к стене, повис на ручке рычага дверного привода.
Колонист, который был ближе, нырнул в сужающийся проход. Ему удалось протиснуться, но дверная створка толкнула его в плечо. Он потерял равновесие, упал на пол и не успел отдернуть ногу. Захлопнувшаяся створка герметичной двери, как чудовищная челюсть, откусила ногу по колено. Завизжав, колонист сложился пополам, схватив руками брызжущий кровью обрубок.
Глаза Хелма, затуманенные безумным ужасом, округлились, едва не вылезая из орбит, тело его затряслось. Он зажал ладонями уши и, шатаясь как пьяный от стены к стене, побежал по коридору.
Продолжая вопить, изуродованный колонист подполз к аппаратному щитку, опершись одной ногой на пол, приподнялся и толкнул вверх рычаг дверного привода.
Дверь открылась. Шлюз был заполнен колонистами. Один из них, ростом ниже остальных, вышел вперед и, подойдя к привалившемуся к стене калеке, откинул капюшон на спину. Узнав Провозвестника, несчастный, продолжая скулить от боли, попытался улыбнуться,
Возложив ладонь колонисту на голову, Кул посмотрел на остальных.
– Помогите несчастному, – негромко произнес он.
К ним подошли двое, один из которых, достав нож, полоснул калеку по горлу. Другой, подхватив его под мышки, потащил конвульсивно вздрагивающее тело к трапу.
Кул поднял с пола брошенный Хелмом трассер.
– А теперь найдите мне этого неверного ублюдка, который имел дерзость называть себя нашим братом, – приказал он.
Хелма нашли в одной из кают прячущимся в шкафу. Он что-то бессвязно бормотал и пытался натянуть куртку на голову. Его бросили на пол, и Кул, придавив грудь Хелма ногой, приставил ему ко лбу ствол трассера.
– Ты знаешь, брат Гюнтер, мне всегда было страшно интересно, сможет ли переродиться человек, у которого нет головы. Ты потерял голову давно, если надеялся убежать от меня.
Сказав это, Кул нажал на гашетку.
На месте, где была голова Хелма, осталось бесформенное черное пятно с алыми разводами по краям.
– А теперь, братья, – торжественно произнес Кул. – Наша цель – арсенал!
Глава 20
Колодец в храме
Посвященных, отсеянных из толпы покидавших Храм прихожан, набралось семнадцать человек. Проводя идентификацию личностей, инспектор заставил их снять капюшоны, и они так и остались стоять с непокрытыми головами и открытыми лицами. Несмотря на значительный возрастной разброс, все они были серые, тусклые, невыразительные, словно вылепленные начинающим скульптором по единому шаблону.
Кийск выбрал одного из посвященных, сидевшего чуть в стороне от остальных. Подойдя сзади, он тронул его за плечо и негромко спросил:
– Где колодец?
Посвященный, похоже, ничуть не удивился вопросу. Он молча встал, прошел вдоль стены и, выбрав нужное место, раздвинул широкие складки драпировки.
Стены как таковой за ними не было. Драпировочная материя была навешена на конструкцию, собранную из длинных тонких труб. Освещением служил только свет, пробивающийся сквозь материю из молельного зала, отчего все вокруг было погружено в красноватый полумрак. Пройдя по узкому проходу между штабелями каких-то длинных пластиковых ящиков, Кийск вышел к стене купола. Здесь он и увидел то, что искал.
Диаметр колодца был немногим более метра. Ствол уходил вертикально вниз, но из-за неясного освещения дна было не различить. Рядом лежала собранная в гармошку проволочная лестница, закрепленная концом на опоре купола. Кийск ногой сбросил ее в колодец. Когда лестница разложилась полностью, он подвесил включенный фонарик на пуговицу куртки и, найдя носком ноги первую ступеньку, начал спускаться вниз.
Колодец был значительно глубже, чем тот, через который Кийск когда-то впервые вошел в Лабиринт. Чем глубже спускался он, тем сильнее охватывало его странное чувство, – как будто знакомое, но почти позабытое. Суета и нервозность последних дней, инспектор Серегин, Провозвестник Кул, перерожденные – все и всё осталось наверху. Здесь же царило таинственное, непостижимое безмолвие. В этом пространстве существовали только двое – он и Лабиринт.
На дне колодца брали начало два прохода, расходящиеся под прямым углом. Кийск шагнул в правый, и тотчас же квадратный периметр его вспыхнул белесым матовым светом.
– Ну, здравствуй, – тихо произнес Кийск и вздрогнул, когда, словно в ответ на его слова, свет на секунду сделался ярче.
Однако более ничего не произошло.
Кийск сел на пол, прислонившись спиной к стене, и закрыл глаза. Перед мысленным взором его, то медленно, то вдруг ускоряясь, поплыли картины того, что уже произошло с ним когда-то, и того, чему еще только суждено было случиться.
Время в пространстве бесконечного хода перестало существовать.
Кийск не потерял сознания и не уснул. Но каким-то непостижимым образом сознание его проникло во внутренний мир Лабиринта. Кийск почувствовал себя бесконечно огромным, как сама Вселенная. И он понял все. Или почти все.
