Ночная Сторона Длинного Солнца - Вулф Джин Родман

— Неужели? — спросил Шелк.

Ночная клушица подтверждающе каркнула с верхушки шкафа, Журавль кивнул и подмигнул.

— Я обещаю. Пускай Великий Пас осудит меня, если я причиню тебе вред или разрешу другим так сделать.

— Нет резать? — каркнула птица. — Нет палка?

— Правильно, — объявил Шелк. — Я не буду приносить тебя в жертву или причинять тебе зло каким-нибудь другим способом.

— Дом птица?

— Пока твое крыло не заживет и ты не сможешь летать. Тогда ты будешь свободна.

— Нет клетка?

Журавль подтолкнул локтем руку Шелка, чтобы привлечь его внимание, и покачал головой.

— Правильно. Нет клетка. — Шелк взял со стола клетку и поднял ее над головой настолько высоко, чтобы птица ее увидела. — Теперь смотри. — Он изо всех сил бросил ее на пол, тонкие прутья взорвались, как хлопушка. Он наступил на нее здоровой ногой, затем подобрал разломанные остатки и бросил их в ящик для растопки.

Журавль опять покачал головой:

— Мне кажется, что ты об этом пожалеешь. Иногда они причиняют много неприятностей.

Яростно махая здоровым крылом, большая черная птица спустилась со шкафа на стол.

— Хорошая птица! — сказал ей Журавль. — Он сел на кухонный стул. — Я собираюсь взять тебя в руки и хочу, чтобы ты минутку спокойно посидела. Я не сделаю тебе больно больше, чем я должен.

— Прошлой ночью я сам был пленником, — заметил Шелк, наполовину самому себе. — Даже хотя на самом деле клетки не было, мне это не понравилось.

Журавль умело взял несопротивляющуюся птицу, крепко, но нежно.

— Принеси мою сумку, хорошо?

Шелк кивнул и вернулся в селлариум. Закрыв дверь в сад, он взял в руку темный сверток, который выставил напоказ доктор Журавль. Как он и ожидал, в нем была его сутана, со старым пеналом в кармане; сутана была обмотана вокруг ботинка. Хотя у него и не было носка на правой ноге, он надел оба ботинка, поднял коричневую медицинскую сумку и принес в кухню.

Птица вопила и трепыхалась, пока Журавль занимался ее раненым крылом.

— Вывихнуто, — сказал он. — Как если бы ты вывихнул локоть. Я поставил его на место, но я хочу наложить шину, чтобы она не могла двигать им прежде, чем оно заживет. Тем временем ей лучше оставаться внутри дома, иначе о ней позаботятся кошки.

— Тогда она, наверно, осталась внутри по своей воле, — сказал Шелк.

— Внутри, — повторила птица.

— Твоя клетка сломана, — строго сказал Шелк, — и я, конечно, не собираюсь закрывать все эти окна и испечься от жары только для того, чтобы ты не могла вылететь.

— Нет летать, — уверила его птица. Журавль порылся в сумке.

— Надеюсь, что нет. — Шелк снял одеяло с окна в сад, открыл окно и свернул одеяло.

— Когда ты должен встретиться с Кровью в желтом доме? — спросил Журавль.

— В час дня, в точности. — Шелк отнес одеяло в селлариум; вернувшись, он добавил: — Похоже, я опоздаю, но сомневаюсь, что он сделает мне что-то более плохое, чем пожалуется на это.

— Молодец. Он сам опоздает, насколько я его знаю. Он любит, чтобы все уже были на месте, когда он появляется. Сомневаюсь, что он придет раньше двух.

Подойдя к окну на Серебряную улицу, Шелк снял тряпку для мытья посуды и кухонное полотенце и открыл окно. Оно было зарешечено, от воров, и ему пришло в голову, что он сам в буквальном смысле слова сидит в клетке, в старом четырехкомнатном здании, которое его научили называть домом. Он отогнал от себя эту мысль. Если носилки Журавля и были на Серебряной улице, сейчас их там уже не было; нет сомнения, что майтера Мрамор справилась с поручением и они ждут на Солнечной улице.

— Это надо было сделать. — Журавль покрутил в руках маленький кусок какого-то синего пластика. — Ты будешь готов, когда я вернусь?

Шелк кивнул, потом пощупал свою челюсть.

— Я должен побриться. И буду готов.

— Отлично. Я опоздаю, и девицы чокнутся, если не смогут пройтись по магазинам. — Журавль использовал последнюю, почти невидимую ленту, которая должна была удерживать маленькую шину на месте. — Это свалится через несколько дней. Тогда дай ей полетать, если она захочет. Если она любит соколов, то быстро обнаружит — любой сокол хороший судья в том, чего она может и чего нет.

— Нет летать, — объявила птица.

— Не сейчас, это точно. Если бы я был тобой, сегодня я бы даже не двигал этим крылом.

Шелк уже думал о другом:

— Бесовская одержимость, верно? В желтом доме?

Журавль повернул к нему лицо:

— Не знаю. Что бы это ни было, я надеюсь, что тебе с этим больше повезет, чем мне.

— А что там происходит? Прошлой ночью мой водитель и я слышали там крик, но мы не вошли внутрь.

Маленький целитель приложил палец к губам:

— Есть тысячи причин, почему девушки могут кричать, особенно одна из этих девушек. Может быть, пятно на ее любимом платье, плохой сон или паук.

Крошечная иголочка боли проникла из-под повязки; Шелк открыл узкий шкаф, закрывавший острый северный угол кухни, и вынул табуретку, на которой сидел патера Щука во время еды.

— Вряд ли Кровь хочет, чтобы я изгнал бесов из снов его женщин.

Журавль с треском закрыл медицинскую сумку.

— На самом деле никто, кроме самой женщины, не может захватить сознание, хотя люди вроде тебя говорят об «одержимой злым духом» женщине. Само по себе сознание является простой абстракцией — удобной выдумкой, вот и все. Когда я говорю, что человек потерял сознание, я имею в виду не более того, что некоторые его ментальные процессы приостановлены. Когда я говорю, что человек пришел в сознание, я имею в виду, что они возобновились. Ты не можешь захватить абстракцию, это не город, который можно завоевать.

— Секунду назад ты сказал, что сама женщина захватывает его, — заметил Шелк.

Журавль в последний раз поглядел на раненую птицу и встал.

— Значит, тебя действительно научили чему-то еще, кроме всего этого хлама.

Шелк кивнул:

— Да, это называется логикой.

— Верно. — Журавль улыбнулся, и Шелк, к собственному изумлению, обнаружил, что врач ему нравится.

— Ну, если я собираюсь посмотреть на твою больную девочку, мне лучше бежать. Что с ней? Жар?

— Мне показалось, что ее кожа слишком холодная, но ты об этом сможешь судить лучше, чем я.

— Будем надеяться. — Журавль взял сумку. — Давай поглядим — через переднюю комнату я выйду прямо на Солнечную улицу, верно? Может быть, мы поговорим побольше, когда пойдем в заведение Орхидеи.

— Обрати внимание на заднюю сторону ее шеи, — сказал Шелк.

Журавль задержался в двери, бросил на него вопрошающий взгляд, потом поспешил наружу.

Негромко бормоча молитвы за Ворсянку, Шелк вышел в селлариум, захлопнул дверь, которую Журавль оставил открытой, и закрыл ее на засов. Подойдя к окну, он увидел носилки Журавля. Майтера Мрамор возлежала рядом с бородатым целителем, ее полное решимости металлическое лицо стремилось вперед, как будто она сама несла носилки одной только силой мысли. Пока Шелк глядел, носильщики пустились рысью и исчезли за оконной рамой.

Он попытался вспомнить, существует ли правило, запрещающее сивиллам ездить в носилках с мужчиной; похоже, что такое есть, но он никак не мог вспомнить точную формулировку. С практической точки зрения он не видел причины возражать, пока занавески подняты.

Львиноголовая трость лежала рядом со стулом, на котором он сидел, пока Журавль осматривал его. Шелк рассеянно поднял ее и махнул ей в воздухе. Пока повязка действует, он в ней не нуждается или, по меньшей мере, почти не нуждается. Но он решил, что в любом случае она должна быть под рукой; особенно она будет полезна, когда потребуется восстановить повязку. Он опять прислонил ее к двери на Солнечную улицу, чтобы не забыть дома, когда они вместе с Журавлем отправятся в желтый дом.

Несколько пробных шагов опять показали, что с наложенной повязкой Журавля он может ходить почти так же хорошо, как всегда. Похоже, не было никаких причин не нести тазик с теплой водой наверх и не бриться так, как он обычно делал. Он опять вошел в кухню.