Вячеслав Назаров - Вечные паруса
Андрей включил автопилот и закрыл глаза.
Думать не хотелось. Сказывалось многодневное нервное напряжение, огромная усталость от изнуряюще кропотливой работы. Он попробовал представить себе Землю, свой дом, квартиру, лицо Нины, своего сына ("Надо же - сын!" - скользнула по губам удивленно счастливая улыбка) - но все расплывалось в какое-то бесформенное ощущение большого доброго тепла, далекого и полузабытого, а в сонном сознании помимо воли всплывала всякая дребедень, обрывки недавно виденного и слышанного: сиреневый куст на фоне мертвых глыб лабира, Кривцов с носогрейкой у портьеры ("Ей еще и десяти миллиардов лет нет. В самом соку..."), высокомерно снисходительный Медведев ("Согласен... Вполне ординарная планета"), хохочущий Бремзис ("Если ты считаешь стерильный углекислый газ воздухом - пожалуйста!"), тусклый ряд САЖО-5, решетчатые диски возбудителя...
Стоп! Углекислота и ультрафиолет... Оживающий жук...
Андрея толчком выбросило из полудремы, и в голове загудела, стремительно раскручиваясь, какая-то звонкая ледяная сила.
Спокойно. Главное, спокойно. С самого начала.
Итак, лабир. Кристаллы дозвездного вещества, из которого, по-видимому, состоит темное сердце нашей галактики. Планеты класса "К" - чужаки в нашем звездном мире. Они оттуда, из темного сердца. Странные небесные тела, одинаковые до неправдоподобия. Различен только возраст. Словно там, в галактическом центре, работает гигантский штамп, время от времени выбрасывая в пространство свои изделия-близнецы. Зачем?
Кристаллопланеты всегда окружает бессонная стража двойная звезда. Словно специально для того, чтобы создать вокруг мощные пояса ультрафиолета, радиации и пульсирующей гравитации. Через эти пояса не прорвется ни одна спора, ни один живой организм. Кроме космического корабля...
А сама планета как будто нарочно придумана для жизни.
В лабире есть все необходимое. Плотная атмосфера из углекислоты и водяных паров пропускает только безвредные излучения и ровно столько, сколько нужно для роста и развития. И эти Белые озера - по одному на каждый планете...
Яйцо! Типичное неоплодотворенное яйцо в невидимой броневой скорлупе, пробить которую может только звездолет посланец разумной жизни!
Бред!.. И все-таки слишком много для случайной игры совпадений...
- "Прима", я - "Альфа", ваша связь, почему не выходите на связь. "Прима", почему молчите?
Андрей вздрогнул и глянул на часы. Он летел уже больше часа.
- "Альфа", я - "Прима", слышу хорошо, все в порядке, аппаратура отлично, обстановка без изменений, иду над квадратом 144-А, курс прежний...
Он выпалил все одним духом, ожидая очередного вежливого и лаконичного "втыка", но после секундной паузы раздалось неожиданное:
- Замечтались?
Андрей удивленно покосился на индикатор тембра: нет, он не ошибся, в голосе Медведева звучала грусть. Что это с ним?
Грустный Медведев? Ну и дела... Сегодня что-то случится.
- Что же вы молчите? Мечтайте на здоровье. Только в перерывах не забывайте вовремя выходить на связь... А мечтать обязательно надо. Иначе...
Медведев замолчал, и Андрею захотелось поделиться внезапной догадкой. Но перед глазами сверкнула неизменная пилочка для ногтей, тонкие губы, скошенные усмешкой, и он ответил сухо:
- Да нет, Петр Егорыч, я не мечтаю. Просто докладывать не о чем...
В шлемофоне что-то щелкнуло и голос прежнего Медведева отрезал:
- В таком случае, прошу вас быть точным.
Призрачный ковер внизу помутнел. Впереди вставала серебряная дуга, тесня черноту неба, и из-за горизонта ударили первые струйки влажного зеленого света. Короткий черный день кончился.
Андрей выключил автопилот и взялся за рычаги управления, хотя до цели было еще далеко. Просто ему нужно было сейчас собраться, соединить разбросанные мысли в одну прочную цепь.
В конце концов, Медведев в чем-то прав. Самое трудное не сама идея, а доказательства.
О тайнах центра Галактики думать пока рано. И о том, откуда берутся Кристаллопланеты. И почему они существуют только в системах двойных звезд. И почему они так подозрительно одинаковы. И почему они родились - или созданы? именно такими, какие они есть. Решить все это не под силу одному человеку. Здесь нужны сотни теоретиков и сотни экспедиций, десятки, а может быть, и сотни лет труднейших и всесторонних исследований.
Прежде всего надо опровергнуть Штейнкопфа. Иначе никогда не уйдут к сердцу Галактики звездные корабли, а дразнящая догадка о планетах-посланцах останется красивой сказкой, которую можно рассказать только сыну. "Дозвездное вещество и жизнь - несовместимы..."
Нет! Тысячу раз - нет! Если до экспедиции это было неосознанное желание, если в течение последних шести месяцев это было смутное, постепенно нарастающее предчувствие, то теперь это уверенность - никакого барьера нет и нет запретной двери. Есть манящие маяки неведомых берегов, есть зыбкие сигналы тайны, грандиозность которой трудно представить.
Но кто поверит ему там, на Земле? Чем докажет он свою правоту? И кто будет его слушать всерьез, если он сам представит Международному Совету Космонавтики толстую папку собственных наблюдений, с первой до последней строчки подтверждающих "теорию жизненного барьера?" Его просто отправят в психлечебницу да еще, чего доброго, припишут сумасшествие "влиянию звездного вещества".
А может быть, он, действительно, немного не в себе?
Выплыл, клоня тяжелые соцветья, сиреневый куст. Милая сирень, ты недаром тянулась к обзорному экрану, принимая его за окно, ты бы наверняка выжила здесь, но бдительный автомат стерилизатора не выпустит нас с тобой из корабля, ибо его механическая память крепко хранит сто второй пункт устава...
На панели изо всех сил мигали сиреневые посадочные огни.
Андрей резко заложил ручку влево и вперед до отказа. Дископлан встал чуть не на ребро и по крутой спирали пошел вниз.
- "Альфа", я - "Прима", квадрат 288-Б, иду на посадку, аппаратура отлично, обстановка без изменений, все в порядке, "Альфа", я - "Прима", иду на посадку...
- "Прима", я - "Альфа", вас понял, не задерживайтесь, учтите повышение гравитации через двадцать пять минут...
- "Альфа", вас понял...
Зеленовато-белый овал озера стремительно приближался, и Андрей снова отметил, поразившую его в первый раз правильность формы. Озеро окружали широкие террасы, тремя уступами сходящие к самой воде. На нижнем уступе покачивался большой трехцветный шар - опознавательный знак витаскопа. Дископлан, мягко спружинив, сел рядом.
Небо призрачно розовело, и лохматое зеленое солнце пылало уже во всю силу, на глазах забираясь все выше и выше. Синевой моря отливали гладкие блестящие террасы, фиолетовым, синим и голубым искрились нависающие лопасти окрестных скал. И только озеро вблизи было чистейшего матово-молочного оттенка, как экран выключенного видеофона.
