Роман Шебалин - Резьба по глазу
Быть - на ладони костру, петь на стеклянном кресте, воском облить свое тело из снега и солнца?
Ты уже не умерла?
Ты никогда не умрешь и никогда не увидишь еще один день последний, объятый радугою гневной, мы минули, но...
Я не ушел навсегда, я никогда не вернусь; ты никогда не проснешься тебе некому верить, смотри!
Толпы глазастых людей; каждая третия - смерть, каждый второй - святый дух и Учитель вселикий, имя его
- белый страх, он не оставит тебя, он объяснит тебе мир - весь, вплоть до последнего вздоха, он твой учитель, твой раб, чучело вечных часов, налитая ядом амбиций глазница пустая; кто-то умрет за него, кто-то умрет просто так, кто-то вообще не умрет, сытый радужной кровью...
Ты называл им любовью лишь то, чего нет, но разве она не могла это просто сказать, разве она не приснится уже никогда ни мне, ни ему; мы поделили любовь, вас я оставил ему, и уношу его боль в прозрачную бездну, и пусть он помнит того, кого нет.
* * *
Ведь он умер весною, в первых числах марта, кремирован и - снова забыт; к чему его пепел? Серому, грязному, даже не камню - бетону.
Вниз, земле, где тебя нет и не будет - нетленным серебром: в урну жадной земли, сорванным голосом из мира птицей седой, - пепел! Вниз: к земле, которую будешь любить из себя исторгая в огонь, в небеса, пялить влажные очи, не в силах которые взор твой уже сохранить: режет их дождь, вниз.
5.
Ты потеряла!..
...Уже
встречалась с
Хрусталевым?
Вы знакомы?
Мы: были
знакомы, я обещал им
нарисовать
карты, но...
Странные карты...
Ты
их видела?
но я
так и
не нарисовал, впрочем,
Аказов, кажется...
Кто это?
Ну, Аказов, - мерзенькая личность, хотя и - неплохой художник, не умер ли он?
Я думала: ты все знаешь. Значит умер... ты еще думала: после смерти люди попадают все куда-то в одно
место? Юрка! Да, Марго, после смерти... нет, про Карты: прошу:
не связывайся. Что там, объясни? Илья трясется над ними. Чушики - эти Карты! прочь! вам - мало Олега Мерлина? братка Тратотара, он же двинулся!
а спроси у Хрусталева, как умер Аказов,
явно не в приступе вселенского счастья!..
ты ведь даже
и
не представляешь:
кому - вам!
эти идиоты из "Черной Орхидеи" сделали психа - меня!
где мы теперь? недоучки, ослы! пакли-пантакли, брось! куда ты лезишь? не связывайся, выброси наш дурацкий меч и - беги! я не знаю, кто, - и почему ты, и у тебя - меч, я уже ничего
не могу - знать, но ты... я ведь любил тебя, Марго! любил!!
А ты не изменился... Что?!
Да так... опять для объяснений
выбираешь на самые подходящие места. Выбирал, теперь уже - выбирал. А что - с
мечом?
Юр, ну мне же интересно... расскажи.
А я про него
прочти ничего не знаю, только:..
Юр, ну не молчи! что же?
Да нет, ничего. ?
Нет-нет-нет: ничего; я, пожалуй, пойду?
Куда?
Домой,
понимаешь ли, Марго, домой возвращаются все, не все, правда, помнят, где - дом, мы
просто возвращаемся туда, где придумали нас,
для многих - в детство, нет, не то - земное, другое - я только теперь
это понял, самое страшное, что всегда: только теперь;
так я
пойду?
Юрка, стой,
не уходи! почему... Тебя хотят затащить в Карту! Почему ты здесь? почему ты, воскрес? нет? да? Юрка? зачем ты говорил? что - про карту? Юрка, а
мне что делать?
как ты так смог? кто ты? Юрка - кто? нет, - останься!!...
Это хлынь голубиная - далеко-далеко, ахнула, - отпустила: что случилось, голуби мои?
А ведь поздно уже. Где-то проехала машина. Город другой, постаревший какой-то, что ли...
"Ну и вляпалась же я! на кой? ради чего? у, проклятая железка!"
Стала почти ночь уже.
Пошла домой: поздно.
А дом, - на Устменской набережной, с коммуналками, где семья Тахеевых занимала две комнаты, так, что у Риты своя была, с окнами на реку. Последний изгиб Яузы и - в Москву, и только еще трамваи, церковь Николы и "высотка" с кренделями, "белочками" и "Иллюзионом".
И воздух над площадью, терпкий речной воздух.
* * *
- Рита, прости, но... ты кажется вот - потеряла.
- Хрусталев! ты что - с ума сошел!?
- Извини, я подумал: ты потеряла... и я тут узнал кое-что...
- Послушайте, если я еще раз... что Вам от меня надо? если...
- Нет, ты - послушай! меч твой, конечно, он не твой, он - эсток, когда-то - седельный, нет, вроде бы, век XV, но - этот раньше, намного раньше, один из таких мечей, ноpманский, был сделан из жала Змеи, а я не могу пока понять, почему его так ищут, или - почему еще не нашли, но... ты слушаешь?..
- Мне домой надо.
- Все-все-все, конечно, вот пожалуйста, меч, а если что-то вдруг... ну, там, если что-то... ты звони, не исчезай, а?
- Да идите Вы...
Хрусталев тут резко повернулся, взмахнул полою плаща и - бросился бежать вниз, по лестнице, к набережной. Рита проводила его недоуменным взглядом; постояла минут пять...
"Сейчас вернется."
Прошло еще пять минут. Рита подняла с мостовой меч и вошла в дом.
Э, если бы Хрусталев видел, как - она ждала его десять минут на ветру, почти ночью! Нет же, бежал по набережной.
"Змей-рыба, защити, помилуй, не молчи! души Москву, души, испей до дна ее гнилой колодец, его больное естество пусть примет твое тело, как одежда - тело человека принимает, спасать его от холода и страха, сожми Москву, дери ее и рви, въедаясь в кожу, уничтожь ее разбухшую дряхлеющую форму, губи ее, Змей-рыба, убивай!.."
6.
Пpохождение.
Далеко-далеко (а где - мы не помним) вступило в Москву лето. И там, в вышине, среди домов городских заходили, забегали люди. А кто-то, глазами земли прозрел в них сиянием блеклым. Разговелся подснежний покойник, разомлел на грязно-зеленой траве, на серых пустых площадях, изошел потом первых дождей, задышал тяжело, в небеса приподымаясь: вниз, к земле; треща суставами, окнами искрясь, пылью выдыхая тепло людей в воздух прогорклый: вниз, к земле.
Шепча: ничего не случится...
А что - ничего? Снился порою Рите Юрка Тудымов, не часто, и больше все так, по-дурацки; меч спокойно полеживал на шкафу под плакатами "Queen-а" и "Аквариума"; отец с матерью подали на развод; Рита же целыми днями просиживала в "Иностранке", благо - недалеко от дома; да, еще в мае ходила в церковь, к отцу Зупу, исповедовалась, все как на духу рассказала: и про украденный меч, и про левушку, и про Тудымова, и, конечно же, про Хрусталева. А про Хрусталева... Нет, э-э... про отца Зупа. Отец Зуп попросил отдать ему меч. И Рита отдала бы, но - (как это бывает перед экзаменами) замоталась: забыла, а потом, спустя полтора месяца, было как-то уже: неудобно, что ли; так что провалялся меч на шкафу до августа. Зато в августе...
Зато в августе получила Рита странную посылку, маленькую, но тяжелую. В посылке оказались для металлических диска с какими-то выцарапанными каракулями. Диски были, кстати, крайне заботливо завернуты в мягкие тряпочки и укутаны огромным количеством оберточной бумаге (на каждом листе которой Рита с удивлением обнаружила непонятные знаки, чем-то похожие на иероглифы). К дискам прилагалось письмо.
