Леонид Агеев - С доставкой на дом
– Как в управлении машина?
– Слушается, Павел Петрович, слушается потихоньку...
– Тебя бы не слушалась! Новиков повел плечом.
– Хорош, хорош кормилец!.. - закончил осмотр геофизик. - Нутром его полюбуемся завтра с утречка! Верно, Слава?
Он обнял шофера за плечи и повел к стоящему в отдалении автобусу: За ними двинулись остальные.
– Мешок мой... - приостановил Пробоев Никодима.
– Пусть в вертолете переночует, ничего с ним не случится.
– Друзья! Сейчас, - начальник партии отвернул манжету рубахи, - сейчас восемнадцать часов пять минут... Никодим Саввич, гостя вы опять к себе забираете?.. Ясно! Час вам на акклиматизацию, а затем прошу всех ко мне отужинать! Заметано?.. Трогай, Слава!
Часам к девяти за потерявшим первоначальную привлекательность столом в доме начальника партии было шумно и накурено.
Пробоев, вдоволь отведавший и волнушек прошлогоднего засола, и жареных ранних подберезовиков - "колосовиков", съевший гигантский кусок жирной, переперченной свинины и оттого мучимый жаждой, потягивал брусничный квас...
– Вы тут, Игорь Валентинович, только что с некоторым скептицизмом рассуждали о генной памяти, - вернулся вдруг к казавшемуся Пробоеву законченным разговору сидевший напротив Никодим. - Вот скажите тогда, откуда я знаю французский язык? А я его, поверьте, весьма прилично знаю, хотя никогда в жизни не учил, что тоже хорошо знаю... Во сне же мне порой занятная картина видится: окно полукруглое, за окном ветка вишни - то с ягодами спелыми, то в цвету, то в снегу, то в листьях пожелтевших, - у окна дама в белом парике и в белом платье, каких в наши дни не носят, - бонна не бонна, учительница не учительница, но только - я во сне понимаю - не мама моя... Мамы я, между прочим, не знал, не ведал: я ведь из подкидышей. Кстати, как и Никита... - Новиков кивнул на своего безразлично молчавшего рядом помощника. - Такой у нас сложился экипаж!..
Никита, не меняя выражения лица, негромко пробурчал:
– Не балуй, Никодим...
Никодим успокаивающе похлопал его по руке.
– О родословной моей я, естественно, никакого представления не имею, про сидящие во мне гены ничего предполагать не могу. Себя же лет с шести, с приюта, отлично помню: и в школе-интернате, и в авиационном училище английский язык учил. Ничему, конечно, не выучился, кроме как читать со словарем, но не о том сейчас разговор. Разговор - о французском, откуда я знаю французский?
Покуда Игорь Валентинович обдумывал, как бы поправдоподобней и поосновательней объяснить Никодиму неясную самому Пробоеву странность, вмешалась главный бухгалтер партии:
– Мне, знаете, тоже временами один сон снится: я - малышка совсем - лежу в кроватке, а надо мной - что бы вы думали? - счеты висят, и я не в игрушки какие-то, как все нормальные дети, играю, я костяшки двигаю, костяшками щелкаю - считаю что-то...
– Сколько мамочкиного молока высосала... Эх, бухгалтерия! - Никодим безнадежно махнул рукой...
Пробоев, стараясь не привлечь внимания, выбрался из-за стола и вышел на крыльцо. В темноте светились окна соседних домов, мигали, покачиваясь, редкие фонари единственной улицы поселка. Он сел на завалинку, приспустил узел галстука, посмотрел на небо в редких звездах. Западный, более светлый склон прочерчивали черной строкой непонятного письма вершины елок и сосен. Неподвижно висели синеватые облака...
Последним из необъятного брезентового мешка выкатился подержанный водолазный шлем.
– Ну, вроде все!
Игорь Валентинович отбросил мешок и начал разбирать образовавшуюся груду, раскладывая перед озадаченным Никодимом - на сиденьях и на полу вертолета ее содержимое: черный лоснящийся конькобежный костюм, устрашающего вида комплект одежды из тяжелой, просвинцованной ткани, какой-то - похожий на миноискатель - прибор, две пары диэлектрических перчаток, мегафон, гермошлем с наполовину вырезанным экраном, банки с бездымным порохом, целлофановые пакеты с камешками...
– Представляешь, сколько труда я положил, чтобы все раздобыть?! Набегался по знакомым, по знакомым знакомых!
– Растолкуйте наконец, зачем вам понадобилось тащить сюда это...
– Барахло?.. Нет, Никодим дорогой, не барахло! Сейчас поясню - передохну только! Присядем давай...
Долгих объяснений не потребовалось: приятно все же иметь дело с понимающим тебя человеком!.. Одно смущало Пробоева: затеей его Новиков не увлекся - тени сомнений набегали время от времени на лицо командира вертолета.
– Я все стороны задуманного изучил, Никодим, юридическую тоже. В Уголовном кодексе никакой статьи, ни прямой, ни косвенной, под которую бы наши действия можно было при желании подвести, нет! Не сомневайся, я очень внимательно прочел кодекс...
– Да я...
– И всего-то три-четыре вылета, всего три-четыре!.. А эффект какой будет, эффект представь! Зашумит дубравушка, заволнуется! Подумаю, что за болтология пойдет, - дух захватывает! А мы подождем, а мы послушаем, почитаем! Выберем момент и - бац! По усам, по усам! Надолго кое-кому отобьем охоту тень на плетень наводить! Догола разденем! Постоят у нас голубчики на публичном обозрении, потопчутся, ладошками стыд свой прикрывая... Что, не пойму, тебя смущает?! Мы ведь не для себя - мы на благо науки, во имя истины! Что наш лидер идейный говорит? "Не доказано - не истина! - говорит. - Мне, - говорит, - подсовывают всякие сказки о пришельцах и НЛО, а я в ответ одного прошу: покажите! Не могут показать! Вот пусть эти НЛО сядут на крышу Академии наук, пусть - кто там в них прилетит - ко мне в кабинет явится, тогда лишь поверю!" Чувствуешь, Никодим? Пока не доказано обратное истина на нашей стороне! А истину защищать надо!
– Пожалуй... Будем защищать.
– Это уже деловой разговор! Пробоев поднял с полу мешок.
– Над вещичками привезенными я еще чуток поколдую, есть кое-какие мыслишки, рацпредложения, так сказать. С вещичками полный ажур будет, а вот что делать с твоим помощником? Без него, я понимаю, нам не обойтись, а лишнего...
– За Никиту не беспокойтесь, Никиту я беру на себя.
– Тогда... Тогда - все отлично! На окончательную подготовку дней трех, думаю, достаточно будет... Планируй, Никодимушка, первый вылет!
И Пробоев начал складывать в мешок свой необычный реквизит.
Рыжая проплешина, с которой начиналось очередное наступление лесозаготовителей на тайгу, была окаймлена могучим валом вывороченных пней, обрубленных веток и содранного дерна.
Брошенный с вечера бульдозер, успевший за ночь остыть и покрыться каплями росы, поблескивавшей в лучах щурящегося над гребнем леса солнца, ждал на проплешине своих хозяев. Ждал их, однако, не только бульдозер...
