Ларри Нивен - Смерть от экстаза
На поминках по Кубсу Форсайту четыре года тому назад, темной церерской ночью, нас было трое. Замечательная компания: Оуэн, я и вдова нашего третьего члена экипажа. Гвен Форсайт упрекала нас в гибели своего мужа. Я только что вышел из больницы, моя правая рука заканчивалась сразу у плеча и я обвинял в этом и Кубса, и Оуэна, и самого себя. Вряд ли можно было подобрать худшую троицу и вечер лучше, чем тот.
Но обычай есть обычай и собрались мы на поминки. Потом, так же, как и сейчас, я стал копаться в своей душе, бередя рану, вызванную гибелью компаньона и доброго товарища. Я совершенно замкнулся в себе.
Джилберт Гамильтон. Сын плоскоземельцев, появившийся на свет в апреле 2093 года в Топеке, штат Канзас. Родился с двумя руками и без признаков выдающихся способностей.
Плоскоземелец - это придуманное поясовиками название, относящееся к землянам; в особенности, никогда не бывавшим в космосе. Я не уверен даже, смотрели ли мои родители вообще когда-либо на звезды. Они управляли третьей по величине фермой в Канзасе - десятью квадратными милями пахоты между двумя широкими полосами города, идущими вдоль двух автострад. Мы были горожанами, как и все плоскоземельцы, но когда перенаселение вконец надоедало мне и моим братьям, у нас были хотя бы две обширные полосы земли, на которых можно найти уединение. Игровая площадка в десять квадратных миль, где нас ничто не стесняло, кроме растений и механизмов-автоматов.
Мы честно смотрели на звезды, мои братья и я. Из города звезд не увидишь - их заслоняют огни. Даже в поле звезд не было видно близ освещенного горизонта. Но прямо над головой они были - темное небо, усеянное яркими точками; иногда с плоской белой луной.
Двадцати лет я отказался от гражданства ООН, чтобы стать поясовиком. Я мечтал о звездах, а правительство Пояса владело почти всем в Солнечной системе. В обломках скал таились сказочные богатства, богатства, принадлежащие разбросанной цивилизации нескольких сот тысяч поясовиков.
И я тоже хотел получить свою долю.
Это было нелегко. Право иметь лицензию на одиночный корабль можно было получить только через десять лет. А пока что мне приходилось работать на других и учиться избегать ошибок, которые могли бы оказаться для меня гибельными. Половина плоскоземельцев, отправившихся в Пояс Астероидов, погибают в космосе, не успев заработать себе лицензии.
Я добывал олово на Меркурии и экзотические соединения в атмосферы Юпитера. Я буксировал лед из колец Сатурна и ртуть с Ганимеда. Однажды наш пилот совершил ошибку, причалив к неизвестной скале и нас унесло чертовски далеко от базы. тогда с нами был Кубс Форсайт. Ему удалось смонтировать связной лазер и направить его на Икар, чтобы нам прислали подмогу. В другой раз механик, ведущий на нашем корабле профилактические работы, позабыл сменить поглотитель и мы все опьянели от алкоголя, начавшего вырабатываться в атмосфере корабля, которой мы дышали. Трое из нас спустя шесть месяцев изловили этого механика. По слухам, он остался в живых.
Большей частью я бывал в составе экипажа из трех человек. Члены команды постоянно менялись. Когда Оуэн Джеймисон присоединился к нам, он сменил космонавта, заработавшего наконец-то себе лицензию на право владения одноместным кораблем, которому не терпелось начать охоту за скалами для себя лично. Он оказался слишком нетерпелив. Впоследствии я узнал, что он совершил лишь один полный рейс (туда и обратно) и половину другого.
Оуэн был примерно моего возраста, но более опытен. Он был поясовик и по месту рождения, и по воспитанию. Его голубые глаза и светлый хохолок, как у какаду, резко выделялись на фоне характерного поясного загара. он всегда был чуть полноват, но в невесомости казалось, что у него появляются крылья. Я взялся подражать его манере передвижения, чем очень потешал Кубса.
Свою ошибку я сделал не раньше, чем мне исполнилось двадцать шесть лет.
Мы выводили скалу на новую орбиту с помощью бомб. Работали по контракту. Технология этой операции восходит к временам заселения Пояса Астероидов и такой способ транспортировки до сих пор быстрей и дешевле, чем использование корабельного привода. Мы применяли обычные бомбы промышленного производства, компактные и не загрязняющие среду радиоактивными отходами. Устанавливали их так, чтобы каждый следующий взрыв углублял кратер и создавал канал, направляющий реактивную силу дальнейших взрывов.
Мы произвели уже четыре взрыва, а когда произошел пятый, мы находились неподалеку, по другую сторону скалы.
От этого взрыва скала раскололась.
Бомбу устанавливал Кубс. Определенная часть вины за ошибку ложилась и на меня, ибо каждый из нас троих должен был интуитивно чувствовать, когда надо убираться подобру-поздорову. Вместо этого мы вели наблюдение, чертыхаясь, когда драгоценная, содержащая кислород скала превращалась в не имеющие никакой ценности обломки. Мы зачарованно следили, как из этих осколков постепенно образуется облако... и пока мы так любовались, один быстролетящий камешек нас догнал. Двигавшийся слишком медленно, чтобы испариться при ударе, он тем не менее рассек тройной корпус из закаленной стали, полоснул меня по руке и пригвоздил Кубса Форсайта к стене, пробив ему грудь в области сердца.
Вошла пара нудистов. Они стояли, помаргивая, на середине кабинета, пока их глаза не привыкли к голубым сумеркам, а потом с радостными криками присоединились к группе своих товарищей, расположившихся за двумя столиками. Краешком сознания я наблюдал за ними и подслушивал, размышляя над тем, чем отличаются нудисты-плоскоземельцы от своих собратьев-поясовиков. Здешние нудисты все походили друг на друга. У них были могучие мускулы, на теле не было интересных шрамов, у них всех хранились кредитные карточки в сумочках через плечо и все они одинаково брили тело.
...Для нудизма всегда есть немало оснований. У большинства из нас. Это естественная реакция на скафандры, заполненные дыхательной смесью, которые мы не снимаем ни днем, ни ночью, копошась среди скал. Помести поясовика в общество, где все одеты в рубахи с рукавами, и нормальный поясовик презрительно улыбнется при виде столь ужасного одеяния. Но это вызывается лишь соображениями удобства. Предоставьте ему достаточную причину, и поясовик влезет в штаны и рубаху так же быстро, как и любой другой.
Но только не Оуэн. После того, как он обзавелся шрамом от метеорита, я никогда больше не видел его одетым в рубаху - не только в куполах на Церере, но и всюду, где только есть годный для дыхания воздух. Ему просто необходимо было демонстрировать везде этот свой шрам.
Мной овладело холодное, синее настроение и я стал вспоминать...
