Аскольд Шейкин - Дарима Тон
После этого она села на табуретку и положила на колени руки. И Зубцов (он как вошел, так и продолжал стоять возле шкафа для спецовок) увидел, что теперь прекрасная незнакомка в упор глядит на него, и настолько жадно, с такой откровенной радостью, с таким стремлением навеки запечатлеть в своей памяти каждую черту его лица, складку одежды, фигуру, что ему сразу стало ясно: и радость эта, и восторг предназначаются лично ему, Федору Зубцову. Больше никто и ничто во всем свете не существует для этой незнакомки. Ему - вся ее беспредельная приветливость, бесхитростное намерение понять и всем сердцем принять его, Зубцова, таким, какой он есть. И явилась она на скважину лично к нему. Он ей дороже всех.
И ради него, говорил ее взгляд, надела она'сверкающий белизной модный костюм, хотя знала, что отправляется в глухую тайгу. Для него так тщательно уложила свои льняные волосы. И тонкие брови вразлет - для него. И блеск больших голубых глаз тоже.
Ничего иного. Зубцов был совершенно уверен, этот взгляд не выражал.
Он подошел к столу и опустился на табурет напротив.
В его жизни подобного случая никогда прежде не было. Ни одна дивчина еще не смотрела на него такими глазами. И он тоже стал смотреть на нее, как ни на кого не смотрел: с восхищением, робостью и ожиданием счастья.
Потом он привстал, распахнул окно и выглянул наружу, чтобы всетаки обнаружить спутников этой незнакомки. Не сбросили же ее с парашютом! И уж конечно, не могла она пройти в своих белых туфельках всю ту пропасть километров по дремучей тайге и непроходимым болотам, которые отделяли скважину даже от самого ближайшего к ней лесного поселка.
Зубцов вспомнил вдруг, что в последний раз так и не сделал на скважине никаких записей, поднял с пола бушлат, вынул из него тетрадку, повесил бушлат в шкаф и, ничего не сказав, вышел из вагончика. Хоть и не отдавая себе в том отчета, он делал все это, чтобы справиться с сумятицей в мыслях.
Давление по-прежнему было 45 атмосфер, и это, пожалуй, больше, чем солнечный день и безмятежное пение птиц, принесло ему трезвое понимание того, откуда и зачем взялась такая удивительная гостья: это новая форма обслуживания, придуманная промысловым Домом культуры. Артисты внезапно являются на скважину, дают концерт, а сколько народу его смотрят, один человек или сто, им безразлично. Главное, чтобы всех охватить. Впрочем, давать концерт малому числу людей даже легче.
- Культур-рная работа, - проговорил он вслух. - С доставкой на блюдечке.
В вагончик Зубцов вошел уже совершенно успокоившийся, сразу направился к умывальнику, не торопясь и очень старательно, с помощью не только мыла, но и специальной насты, мгновенно съедавшей самую застарелую грязь, вымыл лицо, руки, шею.
Он отплевывался, сморкался, фыркал - словом, вообще вел себя так, будто в том, что за его спиной сидит гостья столь изысканной внешности, не находит ничего необычного.
Он снова начал игру в бывалого парня, которого никогда и ничем не удивишь.
Вытершись и причесав кудри, он подошел к столу.
Гостья тотчас поднялась с табуретки, еще раз с самой восторженной улыбкой оглянулась вокруг, провела ладонью по краю стола, явным образом удостоверяясь, что все это ей не кажется и стол действительно существует, и сказала:
- Меня зовут Дарима Тон.
Зубцов без малейшего стеснения протянул руку:
- Федор.
Проговорив это, он еще секунду-другую не отпускал ее узкую с тонкими пальцами и теплой шелковистой кожей руку, проницательно, как считал, думая: "Точненько. Все так и есть. Но когда же ты, голуба, заявилась на скважину? В вертолете, кроме нашей бригады, никого не было. Значит, забросили раньше. Отсиживалась в тайге. Милое дело!"
Он представил себе ее сиротливо приютившейся под елью и не без ехидности рассмеялся.
Дарима Тон глазами указала на лежащий на столе радиоприемник:
- Это связь?
Зубцов, не ответив, насмешливо склонил голову набок.
- Радиосвязь? - повторила Дарима Тон, вдруг посерьезнев. - И она сейчас действует?
Ни слова не говоря, Зубцов нажал кнопку включения. Из динамика вырвался шум атмосферных разрядов.
- Черти горох молотят, - снисходительно скривившись, бросил он. - Ни одной станции.
Она просительно вскинула руки:
- Пожалуйста, не расстраивайтесь. Так сейчас и должно быть в радиусе пятидесяти километров. Побочный эффект. И это, к сожалению, конечно, здесь многим мешает.
- Кому-у? Да тут ближе чем на семьдесят километров ни единой души, вот так-то. - Зубцов отступил от стола и с легким поклоном помахал воображаемой широкополой шляпой. - А что до моего расстройства, уважаемая товарищ гостья, то уж такое обстоятельство как-нибудь, прошу вас, переживите.
Дарима Тон слушала эти слова и следила за его движениями с самым напряженным вниманием.
Он не стал продолжать.
- Но это - нефтяное месторождение?
Она указала в окно, на арматуру скважины.
- Да.
- Нефть качают по трубам?
- Да, вообще-то.
- Если никакого иного средства связи в вашем распоряжении нет, надо этими трубами воспользоваться.
- Но как же, милый мой мотылек? - Зубцову опять стало весело. - Затрубить в них на всю округу?
- Прекратить подачу нефти. Через несколько часов сюда прилетят.
- В том-то и дело, что никакого трубопровода нет, - хмуро ответил он, вовсе не стараясь скрыть своего недовольства этой странной настырностью незваной гостьи. - Скважина разведочная, нефть в ней не ждали. Расположена в стороне. Пробурили и поставили на консервацию.
О том, что начались чудеса с давлением и скважину, возможно, вообще не будут эксплуатировать, говорить он не стал.
Дарима Тон встревоженно взглянула на Зубцова:
- И значит, контакт с кем-либо за пределами этой местности в продолжение всех предстоящих суток невозможен?
Он не смог не съязвить:
- Это уж точненько. Будем сидеть как в коробочке... Кругленькая такая, жестяная, в цветочках. Из-под конфет под названием "монпансье".
- И не потому ли потом никто не смог узнать, что я здесь когда-то была? - не обращая внимания на издевательские нотки в его голосе, требовательно спросила она.
Зубцов хмыкнул. Подумаешь, потеря! Да и как это понять? Что она сюда уже прилетала?
- Через сутки я должна вас покинуть, - продолжала Дарима Тон. - За такое время можно слетать на Марс.
- Ну это знаешь когда еще будет! - Зубцов решительно перешел на "ты". - Думаешь, не читал?
- Да-да, - согласилась она, вовсе его не слушая. - Это очень тревожное обстоятельство.
- Ушами не надо было хлопать, когда в дорогу собиралась. - Зубцов по-прежнему ничего не понимал и говорил тем более раздраженно, с досадой: хочешь не хочешь, а придется нянчиться с этой девицей, утешать, устраивать на ночлег, а удобств тут всех - с гулькин нос. - Передатчик надо было захватить с собой, - сердито закончил он.
